Конан не опасался, что его узнают. Было за полночь, к тому же его лицо пряталось под соломенной шляпой с вислыми полями, а приметная фигура — под длинным плащом. Чтобы изменить голос, он положил в рот глаз Ониксового. Настоящий гонец Пуза, а также возница, надежно связанные по рукам и ногам, лежали под придорожным кустом в добрых двух полетах стрелы от особняка Губара.
Неторопливой уверенной поступью Конан приблизился к воротам. Телохранитель ростовщика с опаской следовал на почтительном отдалении. Когда повозка остановилась за мостом, он попробовал тайком подкрасться к гостю, приставить к горлу кинжал и отобрать оружие. Но сокрушительный удар в челюсть и острие меча, упершееся в живот, убедили его отказаться от этого намерения.
— Что надо от меня Пузу среди ночи? — недовольно спросил Губар из-за ворот.
— Его шветлошть ужнал, што ты пряшешь воровку, — прошепелявил Конан.
— Кого? — изобразил удивление ростовщик.
— Девку, которая шперла у хожаина одну штучку. Шаба ее жовут.
— Ша-аба? — протянул Губар — Впервые слышу. С чего он взял, что она у меня?
Посланник хмыкнул.
— Пужо предупредил, что ты будешь отпираться. Он не велел тебя упрашивать. Он велел шжечь к шобачьим демонам твое поганое гнеждо. А тебя к нему доштавить, и вовше не обяжательно живым.
Паквид Губар в ужасе отшатнулся от ворот. У Пуза слово с делом не расходится, когда он угрожает, жди беды. Как теперь быть? Бежать к идолу, молить о защите? Он-то, может, и защитит, а вдруг нет? Что, если головорезы Пуза оцепили особняк и ждут только сигнала? Что, если его лучники, не знающие промаха, уже перебрались через стену, залегли в саду или на крыше и целятся Губару в спину? Рано, рано ссориться с могущественным бандитом. Надо отдать ему Сабу. Ониксовый, конечно, рассвирепеет, но это сейчас меньшее из двух зол.
— Ежели тебе не терпитша штать покойником, — спокойно произнес посланник, — так и шкажи, чего время тянуть?
— Шаба, Шаба… — растерянно проговорил Губар. — Как она выглядит? Золотистые волосы, длинные ноги, наглый взгляд?
— Она шамая.
— А! Так это ж не Шаба, а Саба, — с притворным облегчением сказал ростовщик. — Просто я тебя неправильно понял. Все верно, у меня эта лисица. Долго я за ней охотился, а уж как обрадовался, когда поймал… Большие у меня к ней претензии. Но уж коли и Пузу она понадобилась, буду счастлив оказать ему услугу. Передай его светлости, что Губар с искренним удовольствием…
— Хватит болтать! — грубо перебил посланник. — Веди шуда девку.
Когда Конан, решивший побывать у Пуза, исчез за дверью кельи, Пролаза занялся реставрацией статуэтки. Но вскоре пришлось покинуть храм кадуцеев, чтобы заглянуть в ближайшую гончарную мастерскую, узнать у хозяина, чем лучше всего склеить разбитую каменную статуэтку, и тут же украсть пригоршню вязкой серой массы. Сразу после этого он вернулся в комнату Сабы, и вскоре перед ним стоял починенный идол с вилайетского острова. Обломки были состыкованы вкривь и вкось, вместо правого глаза блестела красная бусина, на туловище засыхали потеки клея. Но Пролаза был вполне доволен делом рук своих. Он никогда не замечал у себя задатков скульптора.
— Ну что, добился своего? — обратился Пролаза к изваянию. — Теперь дело за малым. — Вор прислушался к себе, но голос Ониксового в голове не звучал. — Интересно, чего ты ждешь? Так долго ныл, упрашивал, чтобы мы тебе вернули распрекрасное тело. Вот оно, полезай!
Ответом было молчание.
«А что, если он вообще про меня забыл? — подумал Пролаза. — Или даже подох? Интересно, может ли бог умереть?»
— Эй, ты, пугало каменное! Тишина.
— Куда подевался, урод?
«Похоже, ему и впрямь не до меня, — сделал утешительный вывод Пролаза. — А раз ему не до меня, то и мне не до него».
Немедиец воспрянул духом — впервые за несколько дней случилось что-то хорошее. Его взгляд рассеянно скользнул по комнате и остановился на ониксовой фигурке. «А ведь за нее можно выручить неплохие деньги. Если всего за треть идола Леивон меня озолотил, то за целого…»
У Пролазы глаза зажглись алчностью. «Конечно, есть небольшое «но» — статуэтка не совсем моя. Но если хорошенько спрятаться… Да и вообще с такими деньжищами запросто можно перебраться в другой город. В Аренджун, например. Зажить по-честному, лавку открыть…» Впервые идея оставить воровской промысел не показалась Пролазе абсурдной.
«О, Бел! Что это со мной? Никак, старею? А может, просто устал прятаться и дрожать за свою шкуру? Кто позаботится о воре, если не он сам? Конану хорошо, у него вон какая силища, женщины, точно мухи липнут, удача — как мать родная, да и на что ему этот идол? Скоро он о нем забудет, другие дела появятся».