Раскол во времени

У меня скручивает живот и подступает тошнота. Меня похитили и бросили в чью-то больную фантастическую версию викторианского дома с бедным ребенком, которого заставили играть роль горничной.

Тошнота перерастает в гнев, когда я снова вдыхаю. Хорошо, что бы это ни было, я справлюсь, и я смогу помочь той девушке. Мне просто нужно понять, что происходит, и подыграть. Помочь ребенку; поймать этого ублюдка; спасти себя.

Выпрямляюсь, мой взгляд поднимается к зеркалу, к моему отражению в нем, и…

На меня таращится блондинка из переулка.

Глава 3

Я стою перед шкафом, уставившись на отражение белокурой девушки из переулка. Очевидный ответ — я смотрю на другую проекцию. Я даже не успеваю подумать об этом, потому что моя первая реакция — испуганно отпрянуть назад, но девушка в зеркале повторила мои движения.

Ее шея покрыта синяками, на виске повязка, словно ее ударили туда, и я тут же мысленно переношусь в переулок, слышу, как она задыхается и падает, вижу руки, сжимающие ее горло.

Девушке — я бы даже сказала, молодой девушке — не больше двадцати. Медово-светлые волосы, вьющиеся до середины спины. Ярко-голубые глаза. Среднего роста, с изгибами, еле сдерживаемые корсетом на груди.

Не я.

Это совершенно не я.

Я делаю глубокий вдох. Или пытаюсь, но корсет сковывает движения. Я смотрю вниз и вижу, что на мне платье. Хлопковое платье с длинными рукавами, похожее на то, что было на сбежавшей девочке. Когда я провожу руками по лифу, я чувствую жесткость под ним.

Кто укладывает раненую молодую женщину в постель в платье и корсете?

Я почти смеюсь над своим возмущением, как будто эта «девушка» — незнакомка, а я негодую от ее имени.

Эта незнакомка — я.

Послышались глухие звуки шагов на лестнице. Тяжелые шаги по скрипучему полу, и топот более легких. Я делаю туловищем движение вверх, словно собираюсь выскочить из платья, только чтобы резко вдохнуть. Затем подбираю юбки — фраза, которую у меня никогда не было причин использовать раньше, — и бегу к двери, закрывая ее до того, как люди достигнут верха лестницы.

Несколько мгновений спустя кто-то поворачивает ручку, а я прислоняюсь спиной к двери.

— Катриона? — говорит женщина. — Открой дверь.

Я закрываю глаза прижимаясь к двери, и понятия не имею, что делаю, но ясно только то, что я не хочу ни с кем встречаться, пока не выясню, что, черт возьми, происходит.

— Алиса, ты уверена, что она проснулась? — спрашивает женщина.

Голос девушки:

— Да, мэм. Она стояла на ногах и говорила, хотя то, что она сказала… Ее разум, должно быть помутнел от удара.

Женщина ворчит:

— Только этого не хватало.

Я с трудом разбираю акцент, который кажется более сильным, чем я привыкла в Эдинбурге. Мой мозг сглаживает ее речь в нечто, чей смысл я могу уловить.

— Катриона? — повторяет пожилая женщина.

Я прочищаю горло и играю роль словно в историческом романе, одновременно посылая слова благодарности моему отцу, профессору английского языка.

— Боюсь, я больна, мэм, — говорю я. — Можно я еще полежу в постели?

Я вздрагиваю. Я звучу как актриса уличного театра в исторической драме. Даже мой голос не мой. Это более высокий тембр, с сильным шотландским акцентом.

Когда в ответ тишина, я задаюсь вопросом, не переборщила ли я с «историческим романом».

Еще шаги. Эти громкие, шаркают подошвами по полу холла.

— Сэр, — говорит пожилая женщина.

— Что, черт возьми, происходит? — Мужской голос, резкий от раздражения, с более мягким акцентом.

— Это Катриона, сэр, — говорит девушка. — Она очнулась.

— Очнулась? — В голосе мужчины нотки искреннего шока.

Ручка дергается. Дверь приоткрывается на дюйм, прежде чем я ударяю по ней, заставляя ее закрыться.

— Она подперла дверь, сэр, — снова говорит девушка Алиса. — Она не в себе.

Мужчина бормочет что-то, чего я не разбираю, а пожилая женщина фыркает.

— Катриона, — говорит он твердо и отрывисто, словно обращаясь к собаке. — Открой эту дверь, или я открою ее за тебя.

— Я больна, сэр, и…

Дверь распахивается, отбрасывая меня вперед, когда в комнату входит мужчина. Ему около тридцати, он крупный и грубо сложенный, с квадратной челюстью и широкими плечами. Должно быть, он работает в конюшнях, судя по грязи на его мятой одежде. Взлохмаченные черные волосы. Темная тень бороды. Смуглая кожа. Грозный взгляд на его лице, который заставляет меня поджать колени, чтобы не отшатнуться.

Он проходит через комнату и раздвигает тяжелые портьеры, сквозь которые просачивается серый свет облачного дня. Затем он поворачивается ко мне.

— За каким чертом ты вылезла из постели? — говорит он. — Вернись туда сейчас же.

— Черта с два! — слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить, и его темные глаза расширяются.

Я на распутье. Так хочется закатить скандал, требовать ответов. Где я? Что происходит? Я уже поняла, что мое изначальное предположение оказалась ложным. Это не тот парень, который напал на меня, и это не историко-фэнтезийная игра какого-то больного убийцы.

Так что же делать? Я не знаю, но интуиция подсказывает мне подыграть. Плыть по течению. Получить ответы, не создавая проблем.