- Из тебя самого вышел бы великолепный инквизитор, Мерлин, - сказал Стейнейр, его улыбка была еще более кривой, чем когда-либо. - Я имею в виду инквизитора вроде отца Пейтира, а не этой свиньи Клинтана, конечно.
- В каком смысле, ваше преосвященство?
- Ты понимаешь, как задавать прямые вопросы, которые заставляют человека прямо взглянуть на то, во что он действительно верит, а не просто на то, во что он сам себя убедил.
- Однако, отвечая на ваш вполне обоснованный вопрос, мы должны признать себя виновными, но со смягчающими обстоятельствами. Поскольку, я совершенно уверен, вы уже поняли это до того, как спросили.
- Если бы мы открыто выступили против церковной доктрины, провозгласив, что каждое слово Священного Писания - ложь, мы бы просто спровоцировали разрушение Чариса столетиями ранее. Возможно, инквизиция могла бы ограничиться простым уничтожением тех, кто принес тревожное сообщение, но думаю, что нет. Я слишком много думаю о нетерпимости Лэнгхорна и Шулера и... тщательности, присущей инквизиции даже сегодня. - Архиепископ покачал головой. - Я читал отчет Сент-Жерно о том, что на самом деле произошло при разрушении Александрийского анклава, что на самом деле произошло в ту ужасную ночь, когда он превратился в риф Армагеддон. У меня нет опыта, чтобы понять, как простое падение камней могло иметь тот эффект, который описывает Сент-Жерно, но я полностью принимаю точность его показаний. И если сегодняшней инквизиции не хватает Ракураи, то храмовая четверка только что продемонстрировала, что она в изобилии продолжает владеть мечами.
- Итак, поскольку мы не осмеливались открыто выступать против лжи Церкви, чтобы не добиться ничего, кроме уничтожения единственного доказательства того, что это была ложь, Братья Сент-Жерно - по крайней мере, те из Братьев, которые знали правду - посвятили себя постепенному строительству Церкви другого типа здесь, в Чарисе.. Даже это представляло собой смертельный риск. Мы понимали, что в конечном счете инквизиция, несомненно, отреагирует так же, как отреагировал Клинтан. Мы надеялись, что это произойдет не так скоро, и, вероятно, этого бы не произошло, если бы Клинтан не стал великим инквизитором. И все же он это сделал, а мы уже зашли слишком далеко, внесли слишком много изменений, которые Мать-Церковь не одобряла. Правда в том, Мерлин, что Клинтан с самого начала был прав насчет опасности, которую Чарис представляет для его драгоценной ортодоксальности. Я скорее сомневаюсь, что он чувствовал себя так на основе какого-либо обоснованного рассмотрения доказательств, но инстинкты не обманули его в том, что касается нас.
- Как много из этого знал Хааралд? - тихо спросил Мерлин.
- Все это, - просто ответил Стейнейр. - Он прочитал весь журнал, прочитал историю Федерации. Как и для всех нас, в этой истории было много такого, чего он не понимал, для чего у него не было контекста. Но, как и для всех нас, он понимал достаточно. Когда ты спросил его, почему его дед отменил крепостное право здесь, в Чарисе, он честно ответил тебе, Мерлин. Но он мог бы добавить, что одна из причин, по которой его дед считал, что все люди созданы равными, заключалась в том, что он тоже прочитал каждое великолепное слово Декларации.
- А Кэйлеб? - Мерлин задал вопрос еще тише, и Стейнейр серьезно нахмурился.
- И Кэйлеб, - ответил он, - это одна из причин, по которой мы с тобой ведем этот разговор именно в это время.
- В это время?
- Да. Одна из причин заключается в том, что мы быстро приближаемся к Божьему Дню, и мне показалось... уместным, чтобы тебе сказали правду до этого.
Мерлин снова кивнул. Божий день, который каждый год приходился на середину июля, был для Церкви Ожидания Господнего эквивалентом Рождества и Пасхи в одном дне. Это был самый высокий и священный религиозный праздник в году, и, учитывая то, что Братья Сент-Жерно знали о религии, которую они так долго не осмеливались открыто осуждать, он мог понять, почему Стейнейр хотел провести этот разговор до того, как ему пришлось праздновать Божий день в соборе Теллесберга в качестве архиепископа Чариса в первый раз. Еще...
- Полагаю, могу это понять, ваше преосвященство. Но какое, собственно, отношение Кэйлеб имеет к вашему выбору времени для этого маленького откровения?