Он подошел к окну, выходящему во внутренний двор, и посмотрел вниз. Стояла кромешная тьма, но он не сомневался в том, что там, внизу, лежит тело Хогана.
Котлету затрясло еще сильнее. Он положил руку на лоб и попробовал успокоиться. Ему предстояло кое-что сделать. Ему не хотелось, но он понимал, что у него нет другого выхода. В любую минуту кто-нибудь мог выглянуть в окно и увидеть на земле тело Хогана.
Он поискал карманный фонарик, украденный из аптеки, пошел вниз, на первый этаж, вышел во внутренний двор. Двор был захламлен, на земле лежал слой мусора толщиною примерно в два фута. Тучи мух взвились в воздух, когда он шагнул к Хогану, уставившемуся на него широко раскрытыми глазами.
Хоган рухнул на ржавые железные обломки. Они прошили ему горло, грудь и живот.
Котлета постоял какое-то время, ни к чему не прикасаясь. Потревоженные было мухи вновь опустились на тело Хогана, впились в рот и в глаза. Котлета попытался разглядеть серебристую фольгу своего коробка. Но кругом было столько дряни, светившейся всеми цветами радуги, как ему было рассмотреть такую мелкую вещицу, как спичечный коробок?
После получаса бесплодных поисков под аккомпанемент жужжания потревоженных мух Котлета сдался. Да и на что ему нужен старый спичечный коробок?
Он нашел достаточно крупный лист картона и решил накрыть им тело Хогана. А что еще он мог сделать? Лицо Хогана он накрыл картоном, старательно
Уже собравшись на поиски чего-нибудь, чем можно было бы подкрепиться, он подумал о том, что коробок и пачка сигарет, возможно, остались на крыше. И опять поплелся на верхний этаж.
Поднявшись на предпоследнюю лестничную площадку, он услышал чей-то плач.
Му, сидя в углу, отчаянно терла глаза. Волосы упали ей на лицо подобно водорослям, блузка была порвана, и грудь торчала наружу.
Котлета, остановившись, спросил у нее, почему она плачет, но она, ничего не ответив, терла глаза и по-прежнему прятала от него лицо. Поэтому он развел ее руки в стороны.
Рассмеявшись, она сказала:
– Привет, Котлета! Как поживаешь? Зрачки у нее были как две булавочные головки.
– Из-за чего ты плакала? Что случилось? Она вновь заплакала в голос, вырвала руки из его пальцев и закрыла ими лицо.
– Что ты приняла? – спросил Котлета. – Откуда ты взяла эту пакость? Где тебя носило всю ночь? И куда подевалась Мими?
А она стенала все тоньше и жалобней.
– Он с ней сделал такие гадости, – всхлипнула Му.
– Кто?
– Господи, какие гадости!
– Кто?
– Не знаю. Не знаю. Какой-то мужик.
– Но кто? Ты можешь вспомнить, кто?
Она покачала головой, ее волосы рассыпались при этом по плечам, глаза ее по-прежнему оставались расфокусированными – не то от принятого наркотика, не то от пережитого шока. Сейчас они внезапно начали закатываться, и Котлета подумал, что она вот-вот потеряет сознание. Но потом понял, что она то ли смотрит вверх, то ли указывает глазами на крышу.
Подъем на крышу был сам по себе рискованным предприятием. Железная лестница держалась на крайне шатких подпорках. Несколько ступенек отсутствовали. Верхняя площадка как бы зависала, и следовало надавить на обитую железом дверь с предельной осторожностью, иначе ты мог разом смахнуть площадку, да и всю лестницу, и полететь вниз на глубину в восемь этажей – и, следовательно, на веки вечные.
Котлета кое-как взобрался наверх во тьме, высвечивая себе дорогу карманным фонариком. Надавил на обитую железом дверь. Она подалась на какой-то дюйм, жалобно заскрипев при этом на ржавых петлях. Котлета поднялся еще на ступеньку, поднажал на дверь локтем, потом плечом – и вот он уже очутился на крыше и над головой у него засияло городскими огнями калифорнийское небо.
Какую-то секунду он простоял здесь, зажмурившись. Звуки не ведающего сна огромного города доносились до его слуха и казались шепотом ветра в ветвях ночных деревьев. Он сделал вдох – в здешнем воздухе веяло свежестью. Он подумал о том, не съездить ли всей компанией на море. Погода, судя по всему, намечалась отличная: без дождя, без смога, без удушающего ветра Санта Аны. В голове у него все смешалось. Ему показалось, будто он слышит мычанье коров.
Он резко развернулся. Коровы продолжали мычать. Но никаких коров на крыше не было. Только Мими, лежащая на спине в разорванной одежде. Что-то из ее одежды валялось рядом с нею. Что-то – под нею. А что-то трепетало в воздухе на ночном ветру, вздымаясь, как будто девочка тяжело дышала.
Он почувствовал, что в животе у него все сжалось. А в паху – засвербело. Сердце начало биться так, что Котлету повело в сторону и ему пришлось присесть, чтобы не упасть на крышу. Кое-как он подобрался к девчушке и поднес руку к груди, чтобы проверить, жива ли она.
Ее рот был разбит и искусан, остатки губной помады смешались с запекшейся кровью. Пара зубов была выбита, и лицо расплылось в чудовищной щербатой ухмылке. Под глазами были колоссальные синяки.
Убийца до крови искусал ей груди. Укусы были также на животе и на внутренней стороне бедер. Обломок превращенной в «розочку» бутылки торчал между ног.