Расчудесный Хуливуд

И вот уже шляпка Олененка оказалась на земле, шортики были расстегнуты, а безрукавка распахнулась на груди, ничего более не скрывая. Она уже не стояла на цыпочках, а, бешено вращаясь, перемещалась с места на место, пока не заприметила Менафи, одиноко восседающего в большом клубном кресле. Она бросилась к нему, разжала ему ноги и заелозила своим сокровищем у него возле губ. Пока все радовались этому зрелищу, а Олененок расстегивала старику ширинку, Боливия внезапным криком привлек внимание собравшихся к бассейну в дальнем конце террасы, над песчаной полосой пляжа. Из глубины бассейна взметнулось пламя: заработали спрятанные под водой газовые горелки, начались и другие пиротехнические эффекты. И самое главное – откуда ни возьмись, подобно суккубам из эротических фантазий, материализовались обнаженные женщины с металлическими цепями на поясе и кандалами на ногах. Промежности у них были выбриты и смазаны чем-то фосфоресцирующим, соски напомажены, волосы на голове убраны под прозрачные купальные шапочки. Обнаженные девицы все разом нырнули в бассейн. И вынырнули – двадцать первоклассных проституток: мокрые обнаженные тела засеребрились подобно гигантским рыбам.

Ева Шойрен сбросила платье, надела купальную шапочку и бросилась на поиски добычи.

Боливия подошел к Хобби и шепнул ему на ухо: – Не стоило тебе припутывать религию к нашим делам.

Глава двенадцатая

Обитая на улице, едва ли не самое трудное – найти возможность принять горячий душ. Конечно, мальчикам и девочкам, продающим свои тела, это было вполне доступно, но только если уступаешь мужчине не в пустынной аллее, в подворотне или на заднем сиденье машины.

У Котлеты дело до этого, как правило, не доходило. Он был хорошо сложен, и его улыбку никак нельзя было назвать профессиональной. Находятся педерасты, которым нравится иметь дело с мальчиками, выглядящими моложе своих лет, а вовсе не с такими верзилами, как Хоган, и Котлета, которому на вид было лет десять, если не девять, вполне их устраивал. Но находятся и другие – а тем подавай натуральных десятилеток, – поэтому спрос на Котлету хоть и был, но не слишком бойкий.

Оставались бензоколонки и рестораны, куда можно было зайти выпить чашку кофе, а затем пропасть в клозете на полчаса, по-блядски подмываясь в раковине под струей горячей воды и не брезгуя тем, чтобы подставить голый зад любому случайному посетителю туалета.

Котлета предпочитал работать в дневное время – сразу после того, как вставал. А встать он мог и в одиннадцать утра, и в два пополуночи, и в полдень.

Но сейчас была полночь.

Он пришел на бензоколонку и отправился в туалет, воспользовавшись ключом, который месяц назад подарил ему один из клиентов.

Здесь в жестянке над раковиной имелось жидкое мыло. Котлета вымыл ноги и пах, воспользовался полотенцем, которое всегда держал при себе. Постирал носки и завернул их в сухой край полотенца: теперь, когда он днем выйдет на панель, все решат, что маленький мальчик в чистых носочках идет на пляж. Простиранные вчера и уже высохшие запасные носки он надел сейчас, затем обул кроссовки.

Примерно раз в неделю, когда стояла хорошая погода, он, голосуя на дороге, отправлялся на пляж в Санта-Монику и стирал джинсы в морской воде, пользуясь специальным сортом мыла. Потом раскладывал их на песке, пока не просохнут, а сам сидел в шортах, которые могли бы сойти и за плавки, следя за тем, как парни играют во фрисби со своими собаками, а девицы натираются кремом для загара.

Джинсы у него были первоклассными. Варенка. Всем они нравились.

Выйдя из уборной, он перешел через дорогу и отправился в кондитерскую попить кофейку. Официантка хмуро посмотрела на него, и он решил, что она его сейчас выгонит. Но вместо этого она предложила ему бесплатно полакомиться вчерашним кексом. Так что старт выдался неплохим.

За кофе он расплатился и даже оставил пятак на чай. Потом прошел уже в здешний туалет справить большую нужду: в кондитерской было чище, чем на бензоколонке.

Сидя на толчке, он сосчитал имеющуюся наличность, которую держал в спичечном коробке, замаскировав сверху слоем спичек. Если кому-нибудь из быков вздумается его ограбить, ему не отломится ничего, кроме жалкой мелочи из карманов. В коробке же у него всегда лежала пятерка, а то и десятка. Не водись у него деньжат, он давно бы подох с голоду прямо на панели. Стоило ему не поесть, и у него кружилась голова, а затем начинало тошнить. Перед ним возникали пугающе реальные видения. Свой спичечный коробок он постоянно то открывал, то закрывал, и его яркая металлизированная расцветка уже практически стерлась.

Теперь ему стало по-настоящему хорошо и уютно, и он отправился к Четырем Углам на перекрестке Голливудского и Виноградной походкой не столько потаскуна, сколько сутенера, – той самой, что он подсмотрел у чернокожих собратьев по промыслу.