- Аааа… Понравилось, да? Дизайн хороший? Еще одну привез для работы? Так ты погоди, сейчас домой за баллончиком сгоняю и вернусь.
- Малех… - Он наконец-то прерывает поток алкогольного бреда, дергает меня к себе за локоть, и сразу обеими лапами сгребает за талию, прижимает. Я дергаюсь, вырываюсь, но он только держит крепче, втискивает в себя, тут же фиксируя одной ладонью затылок, а другую опуская на задницу. И нисколько не мешает мне колотить его, царапать дубленую кожу шеи и ругаться. А ругаюсь я громко, со вкусом.
Но дядя Миша только смотрит тяжело и серьезно, затем наклоняется и целует в шею. Сильно, больно, жадно. Я не затыкаюсь, не прекращаю его лупить и царапать, но ему, кажется, все по барабану, только жарче целует, дышит тяжело, лапы его сжимают, отбирая все силы и желание сопротивляться. Но я под градусом, поэтому несет. Хоть и дрожь бьет от его губ на шее и плечах, хоть и ноги отнимаются, но остановиться? Не, не слышали!
- Пусти меня, тварь, скот, гад! Пусти! Ненавижу! Ненавижу! Ненави…
«Жу» я уже докрикивала в машине.
Миша умудряется меня туда быстренько посадить, и запрыгнуть за руль. Я мельком гляжу на раскрывших рты пацанов и на выпавших из окон бабок, с досадой скриплю зубами. Ну надо же, блин! Меня тут и так проституткой считают! А теперь вообще!
Гад, гад, гад!!!
Миша выезжает только со двора, дальше не может. Трудно вести машину, когда тебя бьют. А я не стесняюсь нисколько. И даже не удивляюсь, что он меня не тормозит. Не отвечает.
Миша останавливается в скверике, неподалеку от дома, вырубает мотор. И наконец-то ловит мои руки, стискивает запястья до боли одной ладонью, держит.
- Малех, успокойся. Ну вот серьезно. Я не прав был. Слышь, малех?
- Слышу! Мудак! Пусти!
- Пущу. Но ты не бей меня больше, а? И не ори.
- Пусти!
Я рычу, рву руки, понимая, что синяки обеспечены. Но пофиг все. Меня сейчас бесит все, что он делает, все абсолютно.
А еще больше бесит своя тупая реакция на его руки. На его губы. Бесит то, что я ведь стояла и дрожала от его поцелуев, как обычная глупая овца!
Я злюсь, бешусь, но замираю. Зло сдуваю волосы с лица. Смотрю на него. И ловлю его ответный взгляд. Настолько серьезный и… Нежный? Да нет! Да ну нахер!
Я фырчу и опять дергаю руки.
Миша еще какое-то время смотрит на меня, потом отпускает.
Я тут же дергаю дверь, но заперто, само собой. Ничего другого не ожидалось, но проверить стоило все же.
- Выпускай!
- Малех, давай поговорим.
- И давно ты со шлюхами разговариваешь?
- Лен, я реально не прав был.
- Вот как? И когда тебя торкнуло? Сразу после моего ухода? Как, кстати, твой питон? Живой? Не сломался?
- Переживаешь? – он усмехается нахально, фикса блестит, а я… Сука, я чувствую, что низ живота сводит! Тварь, какая тварь все же! Ну вот как так можно? От понимания, что он меня заводит, я сатанею еще больше.
- Конечно, а то мало ли, вдруг жениться надумаешь! Найдешь себе скромняшку-вкусняшку, а тут такой облом…
- Не волнуйся, для моей скромняшки-вкусняшки он сработает, как надо.
Сука!
- Дверь открой.
- Нет. Поговорим.
- Не о чем!
- Есть о чем. Зачем тебе бабки?
- Пошел ты!
- Лена! Зачем. Тебе. Бабки? Куда влетела?
- Куда бы не влетела, сама вылечу! Вот еще парочку раз в привате сработаю…
- Не сработаешь.
Он злой. И смотрит на меня так, словно сожрать хочет. Или ударить. А, скорее всего, и то и другое сразу. Я молчу, изучаю сощуренные глаза с лучиками морщинок, и неожиданно понимаю, о чем он. Связываю все воедино.
Ах! Ты! Тварь!
- Ах, ты, тварь!!!
Я опять на него набрасываюсь, он опять ловит и фиксирует мои запястья. Дергает к себе, перетаскивает на колени. И как-то очень ловко сажает так, что я его седлаю. И руки мои за локти перехватывает сзади. И что мне остается в такой ситуации? Только плюнуть в мерзкую рожу! Но я лишь рычу и встряхиваю головой, чтоб волосы сбить назад. Ерзаю на нем яростно и зло, ругаюсь:
- Сука! Сука ты! Зачем? Зачем? Я работала там, тварь!
- Больше не будешь. Нехер жопой трясти перед мужиками. – Хрипит он, а потом как-то очень жестко за бедро придавливает меня к себе, и я сразу понимаю, что положение мое нихрена не выигрышное. Потому что он подо мной твердый, и это прекрасно ощущается. И я, своими необдуманными телодвижениями, только усугубляю ситуацию.
Тут же замираю, смотрю на него через упавшие на глаза волосы. И сердце, кажется, замирает. Он близко. Очень близко. Он одуряюще пахнет. Он смотрит. Он так смотрит! Я его ненавижу. Ненавижу! Но это не мешает хотеть его. И я больше всего на свете боюсь, что он это заметит. Это легко заметить. Очень. Поэтому я сижу тихо. Сдерживаюсь. А дядя Миша, похоже, ждет первого шага от меня. Он считает, что сам уже шагнул. Когда признал свою неправоту.
То есть, проверил, чем я занималась. Навел справки.
Но мне от этого не легче. Вообще не легче.
И я ужасно боюсь того, что сейчас может случиться. Достаточно маленького толчка, крохотного движения, чтоб меня сорвало. Или его. Но я не хочу этого больше. Мы слишком часто вот так вот срывались. Прямо с первого раза. И ни к чему хорошему это, в итоге, не привело.
Поэтому я смотрю на него и говорю тихо и твердо: