Раса хищников

Я лично, как уже здесь писал, не намерен добиваться имущественного эквивалента за утраченную за Бугом собственность. Для меня важна в первую очередь память. Есть у меня разнообразные материалы о Львове, есть очень хороший фотоальбом Буяка[58], есть две книги, посвященные Кладбищу Орлят[59], но всего этого мало. Я не придерживаюсь, упаси Господи, того взгляда, что мы должны смело выступить против украинцев и отвоевать Львов, — нет, но меня огорчает забвение. Когда я думаю о городе, который называли «Leopolis semper fidelis», мною овладевает щемящее чувство горечи, и потому я возвращаюсь к идее создания диорамы, которая показала бы в трехмерной проекции Львов 1939 года.

Мой замысел вызвал энтузиазм среди близких, боюсь только, что и даже самые лучшие специалисты не сумеют верно воспроизвести прежний облик города. Дело даже не в финансовой стороне — я бы лично не пожалел ни средств, ни сил. Но необходимо рыться в архивах, обратиться за помощью к архитекторам, инженерам и историкам — не знаю, насколько это возможно. Тем не менее я вновь повторяю свой призыв и надеюсь, что он найдет отклик.

Я понимаю, что все вышесказанное звучит как голос из дремучего прошлого. Между тем вышел очередной номер журнала «Лампа», в котором есть интервью со мной, а рядом — очень интересные беседы с образованными молодыми людьми. Они целиком погружены в современность, хотя она не очень-то им нравится. История, о которой я здесь веду речь, для них немногим отличается от воспоминаний негров, которых работорговцы похищали и увозили на судах в Соединенные Штаты. Молодежь повернулась спиной как к прошлому, так и ко всей политической сцене. Если высыпать железные опилки на бумагу, а под ней поместить магнит, то опилки выстроятся вдоль силовых линий магнитного поля. Нечто подобное происходило с нами во времена советского протектората; а теперь, после революции «Солидарности» и после того, как — не без помощи Папы Иоанна Павла, а также Горбачева — мы обрели независимость, магнитное поле исчезло, опилки беспорядочно рассыпались, воцарилось безразличие.

В последних номерах «Шпигеля» я нашел статьи о заговоре Штауффенберга[60] и покушении на Гитлера, о вторжении союзнических войск в Европу и советском наступлении. Немцы поддерживают историческую память, а у нас в таких журналах, как «Ньюсуик», «Впрост» или «Политика», — ничего, глухо, как будто нам эту память вдруг отшибло, как будто бы мы в одночасье все забыли и живем только сегодняшним днем.

Между тем суммарное количество человеческих бед, обрушившихся в прошлом веке на нашу страну, нельзя ни компенсировать, ни забыть. Ни взором объять, ни сосчитать тех потерь, какие мы понесли в результате массового обезглавливания лучшей части нашей интеллигенции. Говоря об убийствах каких-то людей — пусть даже группы из полутора или нескольких десятков человек, — всегда можно сохранить личное отношение к каждой из жертв. Но чем больше их число, тем с большей легкостью индивидуальные свойства конкретных лиц перерождаются в статистическую абстракцию. Германия вместе с Советским Союзом ввергли нашу страну в пучину смерти — и это просто невозможно до конца осознать. Можно лишь позавидовать людям, которых танк истории не смял на середине их жизненного пути.

Июль 2004

Рана {20}

О Варшавском восстании[61] уже очень много писали в связи с его шестидесятой годовщиной — и в «Тыгоднике», и в других изданиях. Я даже подумывал, не показать ли, выступив в роли адвоката дьявола, как это выглядело с советской позиции, но мне расхотелось. Все ведь знают, что Сталин желал нам худшего. Он хотел истребить нас, и ему было удобно, чтобы вместо него это сделали немцы.

В малом масштабе я наблюдал подобное во Львове. Когда в сорок четвертом в город снова вошли Советы, первые два дня аковцы[62] с бело-красными повязками^{21} ездили на джипах вместе с офицерами советского авангарда. Потом аковские посты исчезли, потому что людей забрали в НКВД. Отца, который был врачом Армии Крайовой, мне удалось в последний момент вернуть с лестницы, когда он с повязкой на рукаве собирался выйти на улицу.

Вот почему мне не слишком хочется воплощаться в ипостась адвоката дьявола. Хотя с чисто стратегической точки зрения это, естественно, сделать можно. Повстанцы не захватили Окенче[63], а следовательно, никакие парашютисты не могли высадиться на аэродроме. В свое время немцы под командованием генерала Штудента атаковали Крит[64] именно при помощи парашютного десанта и, правда, захватили его, но с огромными потерями, потому что, опустившись на головы защитников острова, нарвались на мощный заградительный огонь. Советская сторона не хотела принимать даже пассивного участия в помощи восстанию и противодействовала полетам английских и американских самолетов со снабжением для повстанцев.