Раса и душа

Это свойства характера человека, но не его стиля, не закономерности его духовной формы. Это легко понять уже из того, что все эти свойства при одинаковом стиле могут и отсутствовать <…> Тем не менее, основное остается общим, но общее не в этих свойствах, а в другом.

Общее в размахе, в восприятии мира как чего-то противостоящего, как поля, на которое нужно вступить и завоевать его трудом. Даже авантюрист, завоевывая, «работает», только его работа не дает плодов и устойчивых форм, потому что у него нет преданности делу. Он делает то, что делает, всегда лишь ради собственного удовольствия, поэтому все его авантюры лишь искаженный образ работы.

Общее в готовности к постоянству суждений. То, что называется здесь суждением, подталкивает к «предмету» даже авантюриста, для которого действительны только его собственные суждения: он зависит от себя и больше ни от кого. Но вся его жизнь определяется из одной точки, которая находится в нем самом; под ее воздействием он вторгается в мир <…> Готовность к постоянству суждений это особый случай готовности к размаху, она не свойство характера, поскольку основывается на стиле душевной формы.

Готовность к постоянству суждений это отнюдь не способность к суждениям. Последнее зависит от одаренности разумом и может встречаться или отсутствовать при любых духовных формах <…> Готовность к постоянству суждений, как правило, не связана с ясным пониманием, она не служит гарантией правильности суждений. И дурак может жить с такой готовностью, хотя способности к суждениям ему явно не хватает. Последнее является свойством характера и не имеет никакого отношения к душевной форме.

Многие из перечисленных черт характера кажутся взаимоисключающими. Как могут совмещаться в одном характере «холодная жесткость, доходящая до черствости» и «свободная веселость и доброта» Действительно, есть формы, закономерности которых исключают одновременное движение одного и того же человека в направлении жесткости и доброты. Но описываемая здесь форма не исключает этого. Наличие этих свойств зависит от характера отдельного человека, а не от формы как таковой. Но от закономерностей душевной формы зависит, возможна ли для нее «жесткая доброта». Есть формы, закономерности которых допускают не такую, а совсем иную доброту, не такую, которая холодно оценивает и проверяет с расстояния, должна ли она дарить, т. е. будет ли дар действительно ценным, а такую, которая отдает мягко и без выбора, потому что оценка для нее не создает дистанции и она во всех случаях действует одинаково. Форма, таким образом, не предписывает душе отдельного человека, созданной по ее законам, должен он быть добрым или нет. Можно быть добрым и недобрым (даже хорошим и плохим) при любом законе формы. Закон формы говорит только, какого вида должна быть доброта, если она есть в отдельном характере, определяемом данной формой, и каким образом она будет проявляться <…>

<…> Человека, который творит добро только с дистанции, могут обвинить в недостатке самоотверженности, и он будет даже страдать от этого, принимая это свойство за «недостаток в характере». Такая самооценка была бы основана на некомпетентной власти инородного образца и объективно ошибочна, так как любой мнимый «недостаток» относится не к свойствам характера, а к закону формы. Характер можно воспитать и таким образом изменить в определенных границах: он, как известно, «формируется в мировом потоке». Многие свойства можно пробудить или подавить путем воспитания, например, с помощью истории (в том числе и т. н. естественной истории страны, в которой человек вырос), а, в конечном счете путем самовоспитания. Но формирующее начало, от которого зависят движения души, за историческое время можно лишь изуродовать и стеснить, но не изменить.

Мы должны, таким образом, четко различать свойства характера и черты формы, так как от этого зависит, удастся ли нам сохранить чистоту исследований. Мы исследуем формы, а не характеры.

Мы должны также все время использовать смыслоразличительные слова во избежание терминологической путаницы, которая возникает из-за смешивания слов «черта» и «свойство» в повседневной речи, а часто и в языке науки Свойства характера давно исследует характерология, а черты формы лишь недавно попали в поле зрения науки <…> и их продолжают путать со свойствами характера <…> Даже расовая теория свела насмарку собственные усилия, превратив формирующее начало, которое в самой этой теории и называлось расой, в беспорядочную мешанину свойств

В действительности же понятие расы связано с понятием наследственности. Только наследственное можно считать расовым Однако эту фразу можно и перевернуть: является ли наследственное расово обусловленным Если да, то мы должны будем считать расовыми и многочисленные наследственные уродства <…> Ни один человек не верит в эту бессмыслицу. Но почему находятся умные головы, которые считают расово обусловленной мешанину свойств только потому, что они наследуются по определенным правилам