Видимо мое лицо покраснело от гнева, поэтому клерки напряженно затихли. Они наверняка до дыр замусолили мое досье, а значит, прекрасно понимали, что психика у меня ни к черту. Это позволяло мне выжить в бою, но затрудняло ведение сложных переговоров. Положение спасла Сельфина, грамотно переключив внимание на себя.
– Сейчас всего две топ-гильдии нашего уровня. Что будет, если к нам приблизится еще хоть одна и люди узнают, что боссы «ватные»? – томно спросила она.
Ее интонация оказалась намного важнее самого вопроса, и девушка умело манипулировала мужскими инстинктами. Она знала, как произвести впечатление, недаром плакатами с нашей звездой увешаны комнаты почти всех подростков планеты.
– Придется позвать их в бизнес, – развел руками толстяк. – Наша фирма очень влиятельна. Мы постараемся развалить конкурентов еще на подходе к вершинам. Можно перекупить всего несколько ключевых игроков и надолго остановить их рейд-прогресс.
– Как вы собираетесь сохранить тайну? Любой слух похоронит весь бизнес. А в наших гильдиях по две-три сотни игроков, – подал голос Ластморд.
– Договор о неразглашении. Мы умеем хранить секреты и всегда хорошо платим, – заверил толстяк.
Клан-лидеры вопросительно посмотрели на меня. В глазах Лейлы стояли слезы. Я создал «Нью-Лайф» и поставил гильдию на ноги. Возможно, мой ум традиционно мыслит и слишком стар для замка Мары. Мне надо уступить трон для молодой, свежей крови, но своему преемнику, а не предателю! Но сейчас дело даже не в этом. Со временем они просто уберут нас по одному…
– Только до тех пор, пока человек в строю. Вы не сможете поддержать привычный для него образ жизни на пенсии. Кому-то все равно покажется мало, и он будет шантажировать нас или сольет информацию прессе при малейшей обиде, – резонно засомневался Андедушка.
– Поверьте, мы обеспечим нужный уровень секретности. Причем, не обязательно легальными методами, – зловеще улыбнулся Баки.
В шатре воцарилось гробовое молчание. До нас дошло, в какую петлю мы лезем и что нас ждет. Ленивые, прикормленные игроки. Всю жизнь под колпаком, будем делать, что скажут. Плясать, как ручные зверушки под присмотром координатора в строгом костюме. Разве о таком будущем мы мечтали? За что тогда умирали мои друзья! Ублюдки хотят обесценить все, что мы делали! Да кто они такие, чтобы пихать нам бумажки! Думают, деньги решат все? Я не позволю так надругаться над гильдией!
Меня переполняла ярость. Она рвалась наружу, требуя немедленно выплеснуть ее на врагов. Танкам моего уровня хорошо знакомо это чувство, и мы умеем им управлять. Но сейчас не было никаких причин держать гремучую эмоциональную смесь внутри. Я никогда не приму их предложения. Они прекрасно понимали это, обращаясь скорее к офицерам, а не ко мне. Но пока я жив контракта не будет!
– У нас боевая гильдия! На моих руках не виртуальная кровь! Когда мы теряли в рейдах людей, они умирали по-настоящему! Вам не понять ни чести, ни славы, жирные свиньи!
Мой ум словно взорвался. Ощущение невероятной мощи. Я бы за несколько секунд отвернул головы этим кретинам, если бы только мог нанести виртуальным телам хоть какой-то ущерб. Тут не игра, они просто не почувствуют боли. Но вот напугать можно. Нашу встречу они запомнят надолго!
Я взревел, с легкостью поднял стол и обрушил на головы досмерти перепуганных клерков. Ничтожные людишки забыли о неуязвимости и бросились врассыпную. Никогда еще пинки не доставляли мне такого морального наслаждения. «Только Нью-Лайф! Только хардкор!» – проорал я, подарив рыхлому толстяку необычное для него ускорение.
***
21
Темнота, ощущение влаги, тяжести и какой-то жалобный, рвущий сердце звук. Трудно дышать. Сознание осторожно просачивалось из другого, видимо родного для него измерения, медленно заполняя собой пустышку тела. Оно будто опасалось этого мира, оставив приоткрытую дверцу в спасительную и комфортную тьму, чтобы при малейшей опасности юркнуть обратно.
С трудом разлепил веки. Яркий солнечный свет из окна, влажная щека и рыдающая Фэй. Плакса залила слезами мое лицо и подушку. Вот так же реветь хотелось и мне. Последнее воспоминание стояло перед глазами еще слишком ярко, причиняя почти физическую боль. Обида и ненависть ослепляли разум.
Значит, Хануван, да? Жадный толстяк все же сумел до меня как-то добраться, и фирмачи добились своего…
– Хану-у… – суккуба спрятала красное и заплаканное лицо у меня на груди. – Они убили нас! – девушка дрожала, как та нага, в которой я увидел ее в первый раз.
– Милая, перестань. Я здесь, со мной все в порядке. Раз ты меня видишь, значит, нас не убили. Они не смогли! Я жив, видишь? Да мы с тобой бессмертны! – Спокойней, спокойней, сейчас кроме нас тут никого нет. Мы во всем разберемся, – пришлось мягко шептать ей, как проснувшемуся от кошмара ребенку.