— Эм, я экспериментирую с трезвостью, — говорю я, осторожно садясь рядом с ней. Она поворачивается, чтобы полностью лицезреть меня, забывая про попкорн.
— Ок, что происходит?
Я потираю лицо.
— Очень, очень, о-о-о-че-е-ень много всего. — С чего же начать? Опустив руки, я кидаю взгляд на запястье. — Помнишь этот браслет? — начинаю я, поднимая руку.
— Да-а-а.
Она понятия не имеет, к чему я веду.
— Каждая из этих бусин — долговая расписка. — Я пробегаюсь по ним пальцами, не поднимая на нее взгляда. — Я по уши в долгах.
Она устраивается на диване.
— Так расплатись, — говорит она и продолжает жевать мой попкорн. — У тебя есть деньги. — Она щелкает пальцами, когда её озаряет. — Или, лучше зачаруй мудака.
Я прочищаю горло.
— Всё не так просто. Я не могу зачаровать этого парня. И я расплачиваюсь. Поэтому меня не было.
Теперь она на меня щурится.
— Кто этот тип?
Я выдавливаю нервный смешок.
— Он, хм… ну, он — Торговец.
Несколько секунд тишины.
От удивления Темпер поднимает брови.
— Подожди, Торговец? Тот Торговец, который чуть не убил учителя десять лет назад? Тот чувак, который связан с более чем двадцатью исчезновениями? Тот хрен, который всегда на вершине списка разыскиваемых Политией, потому что этот же хрен тащит за собой всякое безумное дерьмо?
— Это всё можно объяснить, — говорю я.
Она фыркает.
— Сучка, мы с тобой обе знаем, что этот говнюк не невинный.
— Он — порядочный парень. — И целуется как рок-звезда.
— Ты защищаешь его, — произносит она, изумленная.
— Это сложно.
— Он — плохой парень, Калли. И ты заверяла меня в этом. Я выросла в Окленде, и мне нравятся плохиши. Но даже я думаю, что он слишком испорчен, чтобы измениться. — Я поджимаю губы и вглядываюсь в руки. Она бросает на меня один взгляд и вздыхает. — Ох, ну, детка, ты ведь не хочешь сказать, что он тебе нравится? — Я ничего не говорю. — Де-е-ерьмо, все-таки да. — Она взяла меня за руки. — Позволь сказать тебе прямо, сучка, с такими, как он, всё всегда заканчивается ужасно.
Особенно для меня, я уже это прекрасно знаю.
На дворе стоит глубокая ночь, когда я, в конце концов, иду спать, поглощенная своими мыслями. Раньше, в течение восьми лет, мне всегда удавалось усмирить интерес Темпер. Она всегда знала, что кто-то разбил мне сердце, но до сегодняшнего вечера она не знала деталей. Я рассказала, что имею дело с Торговцем, о тайне, в которую я себя втянула, и, напоследок, об Илае, который пришёл во время Священной семидневки и, обратившись, напал на меня.
Бедный Илай. Я далеко не единственное сверхъестественное существо, с которым ему придется расплачиваться. И, лично, я бы больше страшилась гнева Темпер, чем своего.
За окном завывает ветер, сотрясая стекла в рамах, от чего кажется, будто какое-то существо умирает. Волны сердито бьются об утесы, так громко, что, как только я засыпаю, всё это становится неким саундтреком, переходящих из одного в другой, тревожных снов. Я слышу голоса детей-фейри в голове.
Они удерживают меня на месте, пока что-то вдали всё приближается и приближается. Стонущий ветер говорит со мной, напевая.
— Раз, два, три, четыре, пять,
Милую сирену удалось поймать.
Пять, четыре, три, два, один,
Выдерну ей перья, и она закричит.
Я пытаюсь вырваться из хватки детей, но не могу. Я вглядываюсь в окно, и могу поклясться, что вижу тёмный силуэт в ночи. Я плыву по течению, утерянная в море разума. Двери и окна грохочут.
— Впусти меня, сирена, и я дам тебе крылья, чтобы летать. — Клянусь, я слышу, как голос вещает мне прямо в уши. — Лишь открой дверь и готовь себя преподать. — Вздох отдается эхом в неподвижном воздухе. — Каллипсо, осталось недолго…
Затем этот странный сон растворяется.
Я тру глаза из-за солнечных лучей, проникающих в комнату. Нос чешется, будто его щекочут пером. Растерев лицо, я гляжу на часы рядом с кроватью.
Два часа дня?
Я не планировала вставать так поздно. Хотя, большую часть ночи, я так и не поспала, ворочаясь от одного тревожного сна, сменяющегося другим.
Я срываю с себя одеяло, из-за чего перья разлетаются в воздухе.
Я кривлюсь. Только не покрывало. Илай, должно быть, искромсал стеганое пуховое одеяло. Я и не видела…
Я слезаю с кровати, и ещё больше перьев рассеивается по полу.
Ох.
Я поднимаю ногу, смахивая этих маленьких ублюдков, и осознаю, что перья разбросаны по всему полу. Сотни и сотни выложены в линии, которые дугой расходятся от кровати. Я подаюсь назад, наклоняя голову.
И когда охватываю весь образ, кровь стынет в жилах.
Крыло. Перья выложены в форме крыла.
Кто-то был здесь. В моем доме. В моей спальне. Кто-то стоял рядом со мной, пока я спала, и тщательно раскладывал сотни пёрышек.
Кожа покрывается мурашками, когда я, обогнув кровать, вижу идентичное крыло с другой стороны.
Я зажимаю рот рукой. Такое чувство, будто сердце, сейчас выпрыгнет из груди.
Откуда вообще здесь столько перьев?
Я тянусь за покрывалом, стягиваю его и вижу, что разорвано не одеяло.