Рапсодия гнева

Тот лежал, щурясь от солнца, тоже пытался разглядеть вертолеты, винтовка расслабленно лежала рядом, зарывшись прикладом в густую траву. Фролов подождал, когда от вертолетного гула задрожат кишки, и выстрелил, целя в голову.

Грохнуло сильно, но ущелье не ответило эхом – противоположный склон чуть ниже позиции. Зашипели, распрямляясь, амортизаторы приклада. Нижний чуть отстает, надо будет прокачать после боя.

Действительно, от реактивных струй дульного тормоза поднялось заметное облачко пыли. Плохо. Надо переместиться на камень, но он светло-серый, почти белый, и на нем стрелка будет видно, как таракана на телеэкране. Уж лучше так… Усилился бы ветер, все бы было нормально.

Рычаг вниз, затвор на себя…

– Цель поражена! – довольно прокомментировал Андрей. – Пять баллов. Держи бронебойный.

Гильзу долой… Новый патрон…

Щелкнула безотказная цанга, обхватывая донышко патронной гильзы, затвор с патроном мягко скользнул в казенник, уткнулся. Рычаг на место. К бою готов.

Андрей левой рукой набил полный патронташ Хитрого Обманщика бронебойными патронами. Девять штук. Десятый уже в стволе.

Все время сходит с рук, да? Посмотрим…

Саша глянул в прицел на то, что осталось от вражеского снайпера: пуля вошла в голову, экспансировалась и уже в развернутом виде прошла по всему телу вдоль позвоночника. Жуть. Даже привычному взгляду страшновато. Словно разделанная свинья на бойне… Обрывки пятнистого комбеза стали черными, все же пять литров крови в человеческом теле, это не шутка, особенно если выливаются сразу и без остатка. Интересно, о чем была выписка из Корана на ленте?

– Вот они! – как-то подавленно вскрикнул Андрей.

Фролов оторвался от прицела и глянул в выцветшее небо над укрепрайоном.

Да, это действительно были они – здоровенный темно-зеленый двухвинтовой американский транспортник с белыми опознавательными знаками на фюзеляже, а по бокам от него таранила воздух пара боевых пятнистых «Апачей». Эти шли чуть боком, развернув кабины в разные стороны и ощетинившись многоствольными пучками крупнокалиберных пулеметов. Как на параде… Попугать решили? Ну-ну.

Из укрепрайона по ним не раздалось ни единого выстрела – ждали моджахеды, надеялись. Дождались… Что ж, в следующий раз наши небось не будут уже ушами хлопать.

– Постарайся всадить пару бронебойных в винтовую трансмиссию транспортника, – посоветовал Андрей. – На нем же, скорее всего, десант в Каравьюрт, а для американцев это сейчас важнее всего! Надо сбить их до высадки, понимаешь? Иначе выйдет как с лагерями беженцев… Нашим через селение тогда не пройти – америкосы разорутся, что защищают мирное население.

– А прикрытие?

– Наплюй! Надо сделать вначале самое важное.

– Расстреляют ведь из пулеметов! Сразу же засекут!

– А ты собираешься жить вечно? – серьезно сощурился корректировщик.

Саша вдруг почувствовал странную, бесшабашную, веселую и одновременно очень серьезную храбрость, словно и нет никакой смерти на свете, а есть только самое важное в жизни задание – главный полдень, как говорили мальчишками. И точно ведь… Почти полдень! Час всего остается…

Никогда он такого не чувствовал, хотя столько боев пережил, что даже счет им утратил. Но то были другие бои. Какие-то не совсем настоящие, будто смотришь на все в маленький телевизор прицела, а сам далеко-далеко… И храбрость в них была совсем не такая веселая, а скорее расчетливая, вроде бы как по уставу не положено бояться, потому и не боишься, хотя в глубине души знаешь точно, что ты далеко, хорошо спрятан и для противника недостижим. В такой храбрости чести мало, Саша знал это точно. Настоящая храбрость там, где рвутся, вздымая землю, гулкие минометные мины, где горячий металл расчесывает свистящий воздух рваными гребнями осколков, где пули визжат и где ходят в настоящую штыковую атаку. Лицом к лицу. Такого Фролов, кажется, не чувствовал никогда.

Хотя нет же! Была, была уже эта бесшабашная смелость, вспомнилась она вдруг ясно и отчетливо, словно сквозь звонкий морозный воздух. Давняя. Сколько лет прошло? Вспомнилось, как двенадцатилетним мальчишкой лежал в лебеде у забора водокачки и за спиной были друзья – настоящие, а впереди прятался враг – почти настоящий. Такие же мальчишки с соседнего двора. Зато рукоять игрушечного револьвера, подаренного ему весной на день рождения, была совсем настоящей, твердой, рубчатой, с накладками из красной пластмассы. А забор был не забор – крепостная стена! Оставленный строителями трактор был настоящим танком, а водонапорная вышка с заржавленной лестницей была всамделишной сторожевой башней. Все было настоящее, а уж какой настоящей была война!