Рано или поздно или никогда-никогда

- Йартатгурк приносит свои извинения, преподобный. Он говорит, что ему нужно хорошенько обдумать события последних дней. Во-первых, он должен постичь природу бус, которыми вы его накормили. Во-вторых, он должен поразмыслить над тем фактом, что бингбинга подпалили его бороду, которую он заботливо растил три года и которая сгорела в одно мгновение. Кроме того, он был на полпути к тому, чтобы быть раздавленным, на три четверти - к тому, чтобы утонуть, на девять десятых - к смерти от побоев, и в придачу ко всему вы продырявили ему ногу. Йартатгурк просил передать, что его скудный туземный умишко получил слишком много пищи для размышлений, поэтому он позабыл слова всех песен.

- Пусть поет без слов, - не отступал я. - Полагаю, подойдет любая энергичная мелодия, лишь бы она была обращена к Небесам на манер молитвы.

Последовала короткая пауза.

- В этой глуши, - пробормотал Маккаби, - на одну квадратную милю приходится одна восьмая человека. Поверить не могу, что именно вы оказались той одной восьмой, которую я встретил.

- Маккаби, - терпеливо промолвил я. - Это самая важная часть ритуала.

- Ладно, я пущу в ход остатки Экс-Лакса.

Мой переводчик протянул шоколад аборигену и пустился в долгие уговоры. В конце концов, устремив на меня налитые кровью глаза, Йартатгурк зло гаркнул какую-то песню, да так внезапно, что я и его соплеменники подскочили от неожиданности. Анула обеспокоенно переглянулись и начали пятиться в сторону лагеря.

- Богом клянусь, - воскликнул Маккаби, - вы один из немногих белых людей, которым довелось услышать это. Это же древняя песня смерти племени анула.

- Чушь, - возразил я. - Этому парню смерть не грозит.

- Не ему. Вам.

Я укоризненно покачал головой:

- У меня нет времени на всякую ерунду. Я должен подготовиться к проповеди, которую произнесу, когда все это закончится.

Полагаю, декан Дисмей, Вы понимаете всю сложность стоявшей передо мной задачи. Я должен был подготовить два варианта проповеди, в зависимости от того, чем закончится эксперимент с вызыванием дождя. Однако обе версии содержали похожие фрагменты. В частности, я уподоблял молитву «чековой книжке в банке Бога». В связи с этим передо мной возникла новая проблема: как объяснить аборигенам, кочующим по австралийской пустоши, что такое чековая книжка.

Я удалился в свою палатку и приступил к работе, время от времени прислушиваясь к завываниям Йартатгурка. К вечеру юноша совсем охрип и пару раз был готов прекратить пение. Тогда я откладывал свой карандаш, шел к водоему и ободряюще махал ему рукой. И всякий раз, видя мой живой интерес, абориген начинал голосить с удвоенной энергией.

Остальные анула тихо сидели в своем лагере, откуда этим вечером не доносилось ни стонов маявшихся животом, ни жалоб раненных в сражении, ни каких-либо других неприятных звуков. Я был рад, что посторонний шум не отвлекает меня от подготовки к проповеди, и даже сказал Маккаби:

- Кажется, аборигены сегодня ведут себя очень спокойно.

- Бедолагам не часто удается набить живот мясом целого питона.

- Они съели ритуальную змею? - воскликнул я.

- Ничего страшного, - утешил меня мой спутник. - Ее скелет по-прежнему лежит на берегу, опутанный вашим венком.

Мне оставалось только смириться. Все равно я уже ничего не мог исправить. И потом, как верно заметил Маккаби, скелет рептилии служил магическим символом так же, как и целая змея.

Я закончил текст проповеди глубоко за полночь, и тут ко мне явилась делегация старейшин племени.

- Они просят вас, преподобный, или быстренько умереть, как это было условлено, или каким-то образом утихомирить Йартатгурка. Этот кошачий концерт мешает им спать.

- Передайте им, - ответил я, величественно взмахнув рукой, - что скоро все кончится.

Я понял, сколь точным было мое предсказание, только через несколько часов, когда меня разбудил громкий хлопок. Чпок! Моя палатка сложилась, как зонтик, и исчезла в темноте.

Черное небо прорезал каскад невообразимо ярких, беспорядочно змеящихся и ветвящихся молний. Затем все вновь погрузилось в непроглядную тьму. В воздухе резко запахло озоном, послышался нарастающий рокот, и наконец могучий удар грома сотряс землю, встряхнув ее, как старое одеяло.

Когда я снова обрел способность слышать, из темноты до меня донесся голос Маккаби, который испуганно простонал:

- Боже, я ослеп!

Это казалось вполне вероятным. Я призвал своего проводника впредь отказаться от богопротивных помыслов и вернуться на стезю благочестия, как вдруг небеса содрогнулись от второго удара, более мощного, чем предыдущий.

Не успел я оправиться от последствий нового проявления беснующейся стихии, как порыв ветра ударил мне в спину, сбил меня с ног и потащил по земле. Я летел кувырком, натыкаясь на многочисленные эвкалипты и акации, а также на какие-то непонятные предметы, пока наконец не столкнулся с другим человеком. Мы вцепились друг в друга, но это не помогло: нам удалось остановиться, лишь когда ветер ненадолго стих.

По счастливому стечению обстоятельств, я врезался именно в Маккаби, хотя, нужно признать, мой товарищ не выказал особой радости при виде меня.