Личное пространство! Вот чего мне катастрофически не хватает. В мои поделки, рисунки, склады любимых игрушек и предметов может сунуть нос, кто угодно. Любой, кто захочет. И я выгрызаю с боем себе право на своё личное, только моё, куда никто не может сунуться. И на Кирюшку, вообще-то, я не сильно злюсь. Он в своём нежном возрасте понятия не имеет, что это такое — личное пространство. У него его нет. Ему прямо для роста организма надо полазить в чужом уголке, посмотреть, как там устроено, и научиться организовывать такой же для себя.
А вот взрослые прекрасно знают, что это такое. У них, между прочим, спальня под замком, и заходить туда нам без спроса нельзя. Лично я там бывал считанное число раз за несколько месяцев. Пальцев одной руки хватило бы пересчитать всё, даже если б там не хватало парочки.
А раз они всё знают и понимают, то весь спрос с них. И спрос будет! Я просто не ведаю, как можно с ними по-другому. Взрослые часто жалуются, что слов дети не понимают. Но они их не понимают ещё больше. Взрывное горючее для моей бурной реакции — детский гормональный фон, конечно. Но взрослое сознание тоже одобряет.
На следующий день.
— Кр-а-а-а-к! — Возмущённо говорит замок, перед тем, как я его выламываю.
Ломать — не строить. На балконе беру топор, им там иногда папахен мясо с рынка разрубает. А дальше дело техники.
Вообще-то прикольно одному дома быть. Это я плоды своей предыдущей победы пожинаю. Кирюшку в детсад отдали, а на мне экономят. Но пришлось бы мне туда ходить, всё равно что-нибудь придумал бы. Родители не всегда дома сидят.
Встаю, когда захочу, хотя разлёживаться себе не даю. После девяти всегда на ногах. Делаю долгую изнурительную зарядку на полчаса, надо избавляться от детской слабости. Завтракаю и после еды принимаюсь за дело. С одним покончено, последующее намного легче.
В спальне смахиваю всё подряд с мачехиного трюмо в пакет. Накидываю куртку и всё выношу в мусоропровод. Приложив ухо к стальному столбу, с наслаждением слушаю, как затихает внизу бряканье и звяканье мачехиных баночек и скляночек.
За час до прихода мачехи ухожу из квартиры с небольшой сумкой через плечо. На трюмо лежит записка корявыми печатными буквами:
Об одном мечтаю, сидя у Зины, услышать и увидеть истерику мачехи. Несбыточно, к сожалению.
У Зины и провёл эту пару дней. Технически несложно. Неудобства есть, когда матушка Зины тётя Глафира возвращалась домой с работы, я ховался под зининой кроватью. Но приходила та довольно поздно, так что неудобства мои длились с пяти-шести до десяти часов вечера. Ночью так и так спать надо.
Была возможность заночевать на улице. Мы в крепости устроили скрытную берлогу, выкопав её в снежном массиве. Просторная получилась, мы легко помещались там втроём. Но о ней знала Катя, а на её стойкость к допросам взрослых не надеюсь. Это Зина, когда к ней пришли мои родители, в ответ на вопрос, где я, мрачно буркнула «Не знаю, сёдня его не видела» и тут же закрыла дверь, не попрощавшись. Примерно так же поступила её мама, только половина её ответа в цензурный формат не входила. Кажется, она и про ржавый якорь что-то сказала.
В будущем это могло отозваться проблемами. Зине могли отказать от дома. Мои полтора родителя ведь не знают, что это вполне обычная лексика тёти Глафиры на уровне дружелюбия. Разница, в основном, в децибелах. А разговаривала она не так уж и громко. Только в подъезде было слышно.
Зато как весело мы проводим время одни.
— Готовить умеешь? — спрашиваю, когда тётка Глафира ушла на работу, а мы встали. Особо не торопясь, часов в девять.
Зина, не говоря ни слова, распахивает холодильник. Там стоит кроме прочего большая кастрюля и две поменьше. Я так понимаю, ёмкости не пустые, кто будет ставить пустые кастрюли в холодильник? В большой суп какой-нибудь, в маленьких — второе.
Но когда время подходит к обеду, убалтываю её пожарить картошку. На сале и луке. Моё любимое блюдо с позапрошлой жизни, которое мог сделать сам. Шашлык более любим, но возможности для него нет.
Зина упорно учится чистить непослушные картофелины. Я тоже не умею, но хотя бы знаю, как. Короче, получилось вполне съедобно, только расход вышел большой. Разозлившаяся под конец Зина начала просто вырезать параллелепипеды. Я ржал, — зато резать на соломку стало намного удобнее.
Ещё мы пробовали бороться, но быстро остываю к этому делу. Эта зараза меня забарывает. Короче, не скучаем. В отличие от Кати, которая в отчаянии, — куда подевались все друзья, — приходит к Зине, но та ей даже дверь не открывает. В точности по моей инструкции, разговаривает, зажав нос. Сказала, что болеет и открывать дверь не будет, чтобы не заразить любимую подружку.
Второй день, после первой ночёвки у Зины.