Ранний старт 2

— В девятый.

— Ого! — Директор внимательно меня оглядывает, улыбаться прекращает. Сильная эмоция на человеческом лице конкуренции не терпит.

— А потянешь?

— Не вопрос, Анатолий Иваныч. Вопрос в другом, удастся ли удержать планку круглого отличника? Здесь у меня сомнения…

— Гм-м…

— Вы не поняли. Мне долго пришлось воевать с учителями нашей школы, которые всё время норовили четвёрку вместо пятёрки поставить.

— Физику разобрал?

Не в бровь, а в глаз! У меня сложилось впечатление, что физика — самая сложная наука. Но сдаваться не вижу причин.

— С механикой нормально, с электростатикой хорошо. С магнетизмом похуже.

— ЭДС индукции?

— Минус скорость изменения магнитного потока. Если контур многовитковый, то надо умножать на число витков…

— Напряжённость электрического поля одиночного заряда?

— Равна отношению заряда к квадрату расстояния. Есть коэффициент…

И погнали! Он бы ещё долго выделывался, но прекращаю эти порезвушки.

— Анатоль Иваныч, вы сейчас что, составите протокол и официально оформите, как сдачу экзамена за курс физики до 8-го класса?

Смеётся. Неплохой он мужик. Это если осторожно говорить.

— Надо же мне тебя прощупать. Всё-таки три класса перепрыгнуть хочешь. Теперь вопрос с иностранным языком. Не знаю, как поступить. Ты — француз, а у нас в школе нет французского. Только английский и немецкий.

— Не проблема. Пойду на английский. Только есть просьба.

— Весь внимание.

— Хочу сдать свой французский за весь курс средней школы.

— Полагаю, можно организовать, — директор не сразу отвечает, но раздумывал самую малость.

Короче, мы договорились. Но мне придётся походить в 8-ую школу и буквально упахаться. Директор Кулешов пригрозил, что мне придётся пару десятков контрольных сдать по разным предметам. Упросил только английский оставить в стороне, пообещав разобраться с ним по ходу жизни. О-хо-хо, жисть моя жестянка…

29 апреля, бывшая «родная» школа.

Время пятого урока.

— Мы с вами одновременно уходим из школы, мадам Нелли? — На мой многозначительный взгляд Нелли слегка краснеет. — Хоть и по разным причинам.

Нелли Францевна заметно округлилась, настолько, что уже не скроешь. Странным образом её это не портит. Наверное, мальчик будет.

— Я же не навсегда…

— Вы учитель, вы можете хоть до пенсии в школе работать. А мы, ученики, так или иначе, уходим насовсем. О, мадам, всё время хотел спросить, вам эта песенка нравится: Derniere Danse?

— О, моя любимая! — Расцветает Нелли.

— Хочу сделать подарок школе. В виде вас. Когда вернётесь после вынужденного, но такого важного для народонаселения страны отпуска, я сыграю эту песню для вас. На саксофоне. Мне папа саксофон-альт на день рождения подарил.

— О, Витя…

— Давайте заканчивать! — Прерывает нашу милую беседу Ластик. Он председатель комиссии, ему флаг и все права в руки.

— Нелли Францевна, переведите, что он сказал последними фразами?

Мы говорим по-французски, просто непринуждённо болтаем, потому что на билет ответил быстро, сходу и без подготовки. Любой образованный француз на моём месте поступил бы так же. И мой билетный ответ и дальнейшая беседа произвели на остальных членов экзаменационной внеплановой комиссии неизгладимое впечатление. Ни Ластик, ни англичанка Людмила Петровна по прозвищу Фрекенбок ни в зуб ногой. Ластик в школе английский учил, а у Фрекенбок вторым языком, — в лингвистических вузах двум языкам учат, — немецкий. Вот такая симметрия у них образовалась. Слушали они внимательно, но ничего кроме отдельных слов не понимали. Сами так захотели, Нелли предлагала мне автоматом всё оформить.

— Пообещал сыграть мою любимую песню Derniere Danse, когда я вернусь в школу после декретного отпуска. На саксофоне, — миленько покраснев, докладывает француженка. — Должна довести до вас, что у Вити не только чистейший парижский говор и безупречная лексика. Он к тому же галантен, как истинный француз.

— Галантность проявляется у него исключительно во французских речах, — ворчит Ластик.

Как бы кто ни ворчал, а пятёрку за курс средней школы мне выводят. Один допэкзамен по окончании школы мне сдавать не надо. Но я всё равно буду. Лишний скальп индейцу не помеха, но слава и уважение.

На выходе хмыкаю. Только сейчас догадываюсь, зачем директор запросил перевод. Их насторожило слово «саксофон», подозрительно перекликающееся со словом «секс». М-дя, нет слов…

Анатолий Иваныч уговорил Ластика дать мне такую возможность. Так-то я в школу уже не хожу. Ластик, полагаю, согласился из политических соображений. Позже он что-нибудь попросит, и Кулешову трудно будет отказать. Ну, и правильно.

На следующий день.

— Привет ботаникам! — По нашим со Сверчком плечам хлопают мощные длани гварейцев.

Все веселятся, включая Сверчка, с которым мы спешим в музыкальную школу. Кати с нами нет, она в другие дни занимается. Оно и к лучшему, а то Сверчок уж больно лакомая цель для залётных гопников.

Потому-то он и весёлый. Окрест наших домов он в безопасности, — Зина обращается с ним всё мягче, — а вот далеко от дома, как повезёт…