Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила

– Хорошо, господин контр-адмирал, – с легким немецким акцентом сказал Эбергард, – мы воспользуемся вашим советом.

10 февраля (28 января) 1904 года, 21:05. Порт-Артур. Дворец наместника

Наместник Е.И.В. на Дальнем Востоке, адмирал Евгений Иванович Алексеев

За плотно задернутыми шторами поздний вечер, считай ночь. Настольная керосиновая лампа с абажуром отбрасывает яркий круг света на стол, заваленный бумагами. В углу остывал высокий стакан с чаем в массивном серебряном подстаканнике. В углах кабинета притаилась тьма, большие напольные часы равнодушно машут маятником, отмеривая уходящие в прошлое мгновения. Тишина и покой.

Только этот покой обманчив, и наместник уже об этом знает. Каждое мгновение, отмеренное часами, приближает Россию к катастрофе. Сегодняшняя победа может отсрочить эту катастрофу, а может и ускорить. Ибо теперь с удвоенной силой накинутся на Россию всякие революционеры и их британские покровители. Что не вышло у японцев, вполне может выйти у местных нигилистов. Главная тайна тайн – происхождение этой самой эскадры Ларионова. Корея и Маньчжурия, конечно, край света, но даже отсюда новости доходят до Европы и Америки. Еще днем, еще не зная всех подробностей, он распорядился отправить по телеграфу реляцию о победе над японским флотом. Сейчас телеграмма уже должна лежать на столе у императора.

Наместник перебирает лежащие на столе бумаги, отпечатанные весьма странным способом. Тут месяц сидеть надо, чтобы разобраться, но главное понятно… Теперь надо писать более подробную реляцию для телеграфирования и рапорт – для отправки спецкурьером. Хотя какой, к черту, спецкурьер! Нужно посылать доверенного человека, достаточно высокого ранга и происхождения, с хорошей охраной. Чтобы сразу с поезда попасть на прием к государю. И ни-ни, ни звука больше никому! Кого бы послать, да так, чтобы это не отразилось на местных делах?

А местные дела – тоже швах, один Стессель чего стоит! Говорят, что он – креатура генерала Куропаткина… Ну-с, месье Анатоль, хитрейший вы наш, поедете вы у меня куда подальше, командовать, к примеру, гарнизоном Анадырского острога или Магаданского. И только попробуйте не послушаться, узнаете, что такое наместник Алексеев в гневе.

Так кого же послать? Если не расширять круг посвященных в тайну, то выходит, что ехать следует капитану 1-го ранга Эбергарду. Без флаг-капитана наместник как-нибудь обойдется, а вот в этом крайне щепетильном деле Андрей Августович незаменим. Тем более что на кону стоит и будущее его второй родины – Германии. Будущее, которое тоже крайне трагично.

Наместник задумался. Нет, одного Эбергарда недостаточно, нужен еще кто-то со стороны контр-адмирала Ларионова. Государь, так сказать, должен воочию увидеть живых людей из будущего, пощупать руками их чудеса и одновременно понять – огромная страна на краю пропасти.

Наместник взял перо и написал несколько строк на листе бумаги. Потом сложил послание и запечатал сургучной печатью. Позвонил в колокольчик. На звук появился адъютант, лейтенант фон Бок.

– Какой корабль эскадра Ларионова оставила на внешнем рейде Порт-Артура? – спросил наместник, исподлобья взглянув на лейтенанта.

Тот вытянулся в струнку и прищелкнул каблуками.

– Минный крейсер первого ранга «Североморск», ваше высокопревосходительство!

Наместник вручил ему послание.

– Лейтенант, возьмите это послание и немедленно отправьтесь на этот корабль. Передайте пакет капитану первого ранга… – наместник заглянул в лежащий рядом с ним листок бумаги, – …Перову Алексею Викторовичу. Так же передайте ему мою настоятельную просьбу, чтобы содержимое этой записки было немедленно доведено до контр-адмирала Ларионова. Да, отправьте вестовых к командирам крейсеров: «Аскольд», «Боярин», «Баян», «Новик», с распоряжением быть у меня к полуночи. Всё, лейтенант, идите.

10 февраля (28 января) 1904 года, 11:15. Санкт-Петербург, Зимний дворец

Е.И.В. Николай II, царь Великия, Малыя, Белыя и прочее, прочее, прочее…

Их Императорское Величество находились в меланхолии. Ведь что произошло – эти японские макаки все-таки посмели вероломно напасть на Российскую империю! Все, что накипело на душе, он выплеснул вчера в Высочайшем манифесте, а теперь оставалось только ждать. Ждать неведомо чего. Будущее было темным и мрачным. В душе было пусто и тоскливо. Его убеждали в том, что «Япония не посмеет». Посмела.

Он ли не старался не доводить дело до войны! Не он ли предлагал компромиссные варианты соглашения с Японией! И все без толку! А очистить Корею и Маньчжурию означало бы для японцев, как сказано в Библии: «…отнять хлеб у детей и бросить псам».