Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила

Гляжу на своих спутников. Владимир Ильич держится уверенно, даже, я бы сказал, самоуверенно. Коба же немного скован – похоже, что он впервые в жизни встречается с такой высокопоставленной особой, как министр иностранных дел Российской империи. Но ничего, привыкнет со временем. В нашей истории он будет запросто чувствовать себя рядом с президентами и премьерами, да так, что даже потомок герцога Мальборо будет первый вскакивать перед ним, словно нашкодивший пацан перед строгим учителем.

Но Петр Николаевич встретил нас просто, можно даже сказать, по-домашнему. Дамам он галантно поцеловал ручку, а мужчин пригласил к столу и разрешил курить. Ленин сим пороком не страдал, а Коба, немного помявшись, достал из кармана портсигар и задымил какой-то дешевой папироской. От предложенной ему Дурново сигары он отказался. Похоже, что он просто не знал, как курят этакую барскую цидульку.

Петр Николаевич с интересом поглядывал на своих гостей. Как человек, посвященный в Великую тайну, господин Дурново уже немного знал о тех событиях, что происходили в ХХ веке, в нашей версии истории. Поэтому он с некоторым уважением смотрел на тех людей, которые после падения самодержавия в 1917 году сумели сохранить государственность на территории большей части бывшей Российской империи и уберегли ее от участи стать колониальным владением своих так называемых «союзников».

А потом вот тот, среднего роста кавказец, с черными усами и немного рябоватым лицом, сейчас смущенно поглядывающий на министра, пусть и под другим названием, возродил Россию из пепла и превратил ее в одну из двух самых могущественных держав мира.

Дурново, наверное, ломал голову – как им удалось совершить такое чудо? Петр Николаевич прекрасно знал о том, что «подгнило что-то в Датском королевстве», и то, что сотворили эти два господина, соизмеримо разве что с подвигами Геракла, очистившего Авгиевы конюшни, истребившего Лернейскую Гидру и злобного Немейского льва.

– Не знаю даже, как к вам и обращаться? – после затянувшейся паузы задумчиво произнес Петр Николаевич Дурново. – Обращение «господа» вряд ли понравится вам, а «товарищи» – мне.

Я решил проявить инициативу и сказал:

– Уважаемый Петр Николаевич, пусть присутствующие обращаются друг к другу как принято в среде доблестного российского офицерства, то есть по имени и отчеству.

Господин Дурново кивнул мне.

– Итак, уважаемый Владимир Ильич, мне поручено предложить вам в новом правительстве России пост министра труда и социальной политики. Ваше назначение согласовано с ее императорским величеством вдовствующей императрицей Марией Федоровной, курирующей, как теперь говорят, социальные вопросы, и утверждено императором Михаилом Вторым.

Сразу хочу сказать, что этого министерства пока нет, и начинать деятельность его придется фактически с нуля. Есть фабричные инспекции, но, как я уже слышал, вы, Владимир Ильич, не в восторге от их деятельности.

– Именно так, Петр Николаевич, – произнес Ленин. Он немного волновался и чуть картавил. – Не в восторге – это слишком мягко сказано. И я полагаю, что в первую очередь необходимо принять новое законодательство, защищающее заводских и фабричных рабочих от произвола их хозяев.

– Вы так считаете? – удивленно произнес Дурново. – А я вот слышал, что существующее в Российской империи трудовое законодательство кое в чем либеральнее, чем то же европейское…

Ильич, услышав это утверждение министра, вскочил со стула и, приняв свою любимую позу – чуть наклонился вперед, заложив большой палец левой руки за борт пиджака, – стал, словно перед своими коллегами по партии, разъяснять маститому российскому бюрократу всю ошибочность его суждений.

– Петр Николаевич, – произнес Ленин, – а знаете ли вы, что даже такое, с ваших слов, «либеральное» законодательство, регулирующее взаимоотношение наемных рабочих и владельцев средств производства, на самом деле зачастую элементарно не выполняется? Те же упомянутые вами фабричные инспектора зафиксировали сотни, тысячи случаев, когда фабриканты и их управляющие самым возмутительным образом обирали рабочих, обсчитывали их, проявляя при этом удивительную изобретательность.

К примеру, на одной из фабрик висевшие в цехе часы были так отрегулированы, что отставали, и тем самым рабочие в течение недели перерабатывали два-три лишних часа, за которые им, разумеется, работодатели не платили. А на другой фабрике хозяева запретили, извините, убирать туалеты и выносить оттуда нечистоты. Как они объяснили фабричному инспектору, это делалось для того, чтобы рабочие, посетившие по нужде сии заведения, не задерживались там и, следовательно, больше времени трудились.

– Вот так-так… – удивленно произнес Дурново. – Я об этом не слыхал… Хотя в бытность мою директором департамента полиции мне много чего довелось узнать и увидеть.

– А возмутительная система штрафов, а обсчет и обман при выдаче заработной платы! – продолжал горячиться Ленин. – Все это надо исправлять и приводить в соответствие с новым трудовым законодательством. Но его надо предварительно подготовить…