Рандеву для трех сестер

– Ладно. Не бойся. Я все понимаю, Инга, – тихо и грустно произнес Севка, неуклюже убирая на место протянутые к ней руки. – Я все понимаю. Ты не из тех, чтоб вот так, чтоб просто радоваться навстречу… Как была Ёжиком, так им и осталась. Ладно, посиди, подумай.

– Сев, ты отвези меня к отцу, а? Я ж на кладбище вообще-то шла… А я по пути в себя приду. Может, осознаю чего. Сам понимаешь – не ко времени сейчас разговор этот. Не пробивается ничего через горе. Сердце будто параличом сковало, и голова пустая, как барабан.

– Хорошо. Поехали.

– Только давай по дороге в магазин заскочим. Надо ж водки купить, закуски – все как полагается…

– Хорошо, заскочим.

Он рывком дернул машину с места, молча вырулил на главную городскую улицу. Лицо его было серьезным и сосредоточенным, но Инга чувствовала, как волнами шла от него в ее сторону обида. А может, это было разочарование. А может, неловкость просто. Такая неловкость бывает обычно у человека, вывернувшего в порыве всю душу на обозрение, а ее и обозревать не стали. Пожали плечами и отвернулись вежливо. Или отложили в сторону, как бесполезный подарок ко дню рождения. Вроде пусть так и лежит красиво запакованным. Вроде каши не просит, но и нет в нем особой надобности. А могли бы и более себя тактично повести, то есть от радости подпрыгнуть да взвизгнуть, как полагается. А так – неловкость сплошная. Метание бисера перед свиньями…

Севка тем временем, пока она терзалась за него и за себя неловкостью, въехал на стоянку перед большим супермаркетом, повернулся к ней деловито:

– Говори, чего купить!

– Ой, да не надо, я сама…

– Здрасте, сама! Ты меня вообще за кого держишь, женщина? – улыбнулся он ей полушутя-полусердито. – Я, конечно, понял, что ты у нас сильно самостоятельная, но и я тоже мужик, знаешь ли…

Он ловко выпрыгнул из машины, зашагал решительно к стеклянным дверям супермаркета. Походка энергичная, плечи прямые, полы черного стильного плаща развеваются, как крылья. Красиво… Инга вздохнула, пригорюнившись, потом встрепенулась, торопливо отыскала пудреницу в сумке, взглянула на себя испуганно-критически. Да уж. Действительно – чистый холст, точнее и не скажешь. Серый и бледный. И ни грамма косметики. Да чего там косметики – ни грамма женщины на этом холсте не просматривается. Забитая жизнью серая моль. Еще и кочевряжится чего-то… Надо лететь радостно в руки художнику, сиять глазами, за счастье благодаря, а она… Но почему? Что за гордыня на нее напала дурацкая? Сидит внутри и тычет в сердце иголкой. Даже марафет торопливый наводить не хочется…

Прихлопнув сердито крышку пудреницы, она бросила ее обратно в сумку, поежилась, сунула руки в карманы куртки. В ладонь тут же услужливо скользнула трубка мобильника, она вытащила ее на свободу, автоматически, ни о чем не думая, нажала нужные кнопки…

– Ну, как вы там? Анька в школу пошла? Или проспала?

– Да с чего это ради – проспала… – пробурчал в ухо спокойный Родькин голос. – Ну, похныкала с утра, конечно…

– А Светлана Ивановна как?

– Да нормально. Тебя ждет, беспокоится… Спрашивала, в какой ты куртке уехала. Там, говорит, холоднее намного, чем здесь. Якобы она прогноз погоды по телевизору слышала.

– Да, здесь намного холоднее, Родь… А ты сейчас где?

– В автобусе. На работу еду. А что?

– Да так. Ничего. Спасибо тебе за все, Родь… Возишься там с моими…

– Да за что спасибо-то? За что ты меня благодаришь все время, окаянная моя женщина? Я же просто люблю тебя, и все. А за любовь не благодарят. Она ж не подарок.

– А что тогда?

– Да просто жизнь… Ин, ты чего вообще? Еще что-нибудь случилось плохое, да? Голос у тебя такой… Странный какой-то…

– Да нет. Все нормально.

– Ты билет на поезд купила? Когда тебя встречать?

– Билет? Нет… Нет еще, не купила.

– Позвони, как в поезд сядешь. Я тут уже на месте сориентируюсь. Я тебя обязательно встречу, Ин…

– Хорошо…

Она торопливо нажала на кнопку отбоя, потом вздохнула глубоко и свободно, будто только что дошел до нее теплый ветер их короткого и ни о чем, в общем-то, разговора. Дунул ветер в лицо ласково, вошел внутрь вместе с Родькиной любовью. И вдруг легко стало, и захотелось встрепенуться и сбросить с себя побыстрее неловкость от прежнего разговора. С Севкой. Хотя почему разговора? Разговора с ним как раз и не получилось. Просто она выслушала его монолог-предложение, и все. И ничего еще не решила. Не возмутилась, не отказала, не согласилась… Есть еще время подумать, не поддаваться теплым ветрам всяким…

Севка вернулся довольно быстро. Бросил на заднее сиденье шуршащий пакет, стал деловито выруливать со стоянки. На нее и не взглянул даже. Будто стала она уже частью этой дорогой машины. Или еще больше – частью его жизни. Потому что он так решил. И теперь несет за свое решение полную ответственность. О, эта мужская самоуверенность, как часто ты любишь обмануть, но и сама себя обманываешь еще чаще…

Молча подъехали к воротам кладбища. Севка взглянул осторожно и уважительно, спросил тихо:

– Мне с тобой можно?

– Нет. Нельзя. Я одна пойду.

– Хорошо… Я здесь тебя буду ждать. Держи… – протянул ей тяжелый шуршащий пакет.