Большинство рабочих были из племени апиру — азиаты, традиционно приходившие в Нижний Египет в сезон шему пасти свои стада. Многие из них оставались в этих краях насовсем и, наравне с пленниками шардана и шасу, служили египетской короне живым инвентарем: их постоянно привлекали к строительным и иным работам, а платой была миска бобов в день. Поскольку они не поклонялись египетским богам, то зерно от храмов, как остальные жители, они не получали и жили тем, что охотились на дикую речную птицу и обрабатывали землю, выращивая чечевицу, бобы, лук, редис и салат.
— Хозяин, сегодня праздник! Ты освободил нас от этого палача, — сказал Птахмосу кто-то из рабочих.
— Нет. Возвращайтесь к работе, — спокойно сказал Птахмос. — Вас никто больше не будет бить.
— Хозяин, такая жизнь даже без порки хуже смерти, — сказал ему молодой мужчина, глядя прямо в глаза. — Разве ради смерти мы строим эти дворцы?
Такие речи попахивали мятежом; Птахмос ничего не ответил. Рабочие постепенно вернулись к своим занятиям, но было заметно, что никто особенно не старается. Лекарь обработал раны пострадавшим от плетки Шату, и еще двоим рабочим пришлось отлучиться, чтобы отвести избитых домой. Труп же Шату так и остался лежать в хибарке, и над ним уже начали роиться мухи.
Начальник работ Маи прибыл на место происшествия. Первым делом он допросил Птахмоса и Рассана, каждого в отдельности; их версии происшедшего полностью совпали. Потом настал черед рабочих. Их рассказы были более яркими; по их мнению, покойный бригадир был хуже дикого зверя. Осмотрев тело Шату и рану на его голове, Маи приказал отнести покойного к нему домой и уведомить охрану. Солнце клонилось к закату.
В «Счастье Нефтис» этим вечером было полно посетителей. Смерть бригадира Шату обросла невероятным количеством слухов. Одни завсегдатаи отстаивали версию о том, что убийца и убитый соперничали за благосклонность некоей девицы, другие выдвигали предположение, что Птахмос уличил Шату в растрате казенных средств.
Услышав об инциденте, Пентаур тоже явился в заведение и, пользуясь случаем, весьма нелестно отозвался о дерзком бригадире, который осмелился порицать его поэму:
— А вы еще слушали этого негодяя, который к тому же оказался убийцей!
Когда в заведение пришел Рассан, его природная сдержанность подверглась тяжелейшему испытанию.
— Если человек обращается с себе подобными как с животными, — взорвался он наконец, — то он и сам животное! Шату умер не от удара Птахмоса. Падая, он ударился головой о камень. Его убила Сехмет. Больше я ничего не скажу!
Эта короткая отповедь возымела моментальный эффект; болтуны приступили к обсуждению другой темы — являются ли апиру, шардана и шасу такими же представителями рода человеческого, как другие народы? И если да, то почему с ними так плохо обращаются? И Сехмет, богиня мести, встала бы на их защиту?
Глава 29
«Зачем столько храмов?»
Охрану Пер-Рамсеса не интересовали философские вопросы. Бригадир Шату умер в результате драки с бригадиром Птахмосом, и, поскольку закон есть закон, последний в ответе за содеянное. Его арестовали в собственном доме, на глазах у наложницы, на рассвете — в час, любимый блюстителями правопорядка во всем мире, и доставили в местное отделение Большого Дома (так назывался суд). Маи обратился к наместнику с просьбой освободить своего бригадира, напомнив, что последнего ему рекомендовал сам фараон, на что номарх заметил, что закон один для всех. И все же в Уасет отправили срочную депешу визирю Пасару с просьбой узнать мнение его величества об этом деле.
Оказавшись в одной камере с вором, Птахмос решил, что не станет, как любой другой, оказавшийся на его месте, предаваться отчаянию. Он замкнулся в высокомерной отчужденности и в конце концов заслужил чуть ли не рабское почтение со стороны своего сотоварища и даже самого тюремщика. Он знал, что о случившемся доложат Рамсесу — монарху, с которым они две-три ночи, будучи детьми, спали в одной постели; многие часы потратил он на размышления о том, какое решение примет этот герой, воспетый Пентауром столь высокопарно и нелепо.
К большому огорчению Маи, темпы разгрузки гранита значительно снизились, а потом и вовсе работы остановились, и ничего с этим нельзя было поделать — потеря двух бригадиров и двух рабочих сразу сказалась на продуктивности труда. Однако еще больше хлопот доставили бунтарские настроения рабочих. Они возмутились, узнав, что Птахмоса арестовали. Как же так? Того, кто заступился за их собратьев, защитил их от этого зверя бригадира, упрятали в тюрьму? Бригады Шату и Птахмоса покинули стройку в полном составе, к ним присоединились и многие члены бригады Рассана. Три бригады за день обычно разгружали тридцать блоков; на следующий день после инцидента с барки на землю сняли всего шесть, а на следующий день — всего три.