Фотографий тех двоих ребят, которые стреляли в нас в форте, я сделал с десяток. Я в номере просмотрел их, поувеличивал зумом и в итоге отобрал три. Одна была в профиль, что всегда полезно. Вторая — в фас, и при увеличении была хорошо заметна особая примета одного из нападавших. Они же, на мой взгляд, были мало различимы: оба смуглые, оба усатые. Так вот, у одного из парней нос и щеки были, во-первых, нездорово красными, как воспаленными; а во-вторых, ноздреватыми, изрытыми крупными порами, отчего лицо выглядело, как рябое. Так бывает с людьми, у которых половое созревание проходило очень бурно: лицо покрывается прыщами, и, если их давить — а, может, и в любом случае, — то следы остаются на всю жизнь. Третья фотография была в полоборота, но лишь на ней — он стирал пот со лба — была видна особая примета второго нападавшего: у него на мизинце правой руки не хватало одной фаланги.
Послал я и фотографию Деби. Криптовать снимки я не стал. Сегодняшний карманный компьютер по своей производительности — как тот, который занимал у вас полстола в середине девяностых. Ему было бы работы на два дня. А так весь сеанс связи занял не больше двадцати минут. Плюс еще минут пятнадцать я лазил по компьютеру, стирая имя своего македонского сайта из разных журналов.
Мы с Машей вернулись в номер. Она села на постель и посмотрела на меня вдруг, как на человека, которого она хорошо знала и которому доверяла. Я еще не привык к таким ее скачкам настроения.
— Ты уверена, что не хочешь уехать, пока не поздно? — спросил я.
— Пожалуйста, давай больше не будем говорить на эту тему!
— Хорошо.
Я откинулся на свою постель и потянулся.
— Я бы, наверное, сейчас вздремнул часок.
— Поспи! Я тоже хочу. Не смотри!
Я повернулся на другой бок. Я слышал, как Маша стянула с себя одежду и залезла под простыню. Под потолком винт вентилятора с дребезжанием размешивал теплую массу воздуха. Кондиционер мы не включали.
— Ты обратил внимание, — начала Маша, когда я уже поплыл. — Ой, прости, ты уже засыпал? Ну, спи!
Я повернулся к ней лицом.
— Ну что?
Маша, оперевшись на локоть, смотрела на меня. Она по самые плечи была укутана в простыню, но я почему-то вспомнил про маленькую грудь.
— Спи, спи, потом скажу.
— Я еще не спал или уже проснулся — на выбор.
—.Я хотела сказать, ты обратил внимание, как грубо Деби оборвала своего дружка, когда тот предложил обратиться в полицию?
— И что это доказывает?
— Может быть, ничего. А, возможно, ты прав, предполагая, что Деби здесь не случайно, а Саша служит ей прикрытием. У него реакция нормального человека, а для Деби полиция — последнее место, куда бы она обратилась.
— Тебе, кстати, не попадался на глаза тот мужик?
Маша поняла, кто — тот, с оливковой кожей.
— Нет. Мы же все время вместе.
Потом я провалился в сон. Меня разбудил звонок — в номере был телефон. За окнами уже темнело. Я снял трубку.
— Это ресепшен, сэр. Вас тут спрашивают.
Я едва успел удивиться, как в трубке раздался голос Деби.
— Ну, как вы, пришли в себя? Может, выпьем чего-нибудь внизу?
Я зевнул и поскреб шею за ухом.
— Сейчас соображу. Мы спали.
— Я не тороплю.
— Да? Вы можете с Сашей подождать нас в холле минут пятнадцать? Хотелось бы перед возвращением в активную жизнь принять душ.
— Сколько угодно! — голос у Деби был веселым. — Мы с Сашей поссорились, и я переехала в вашу гостиницу. У меня номер 203. Позвони, когда будете готовы.
5
Узнав, кто звонил и почему, Маша заявила, что будет спать дальше. На часах было около шести.
— Хорошо, я разбужу тебя ужинать, часиков в восемь, — предложил я.
— Не надо! Я не могла заснуть и приняла снотворное. Я спокойно просплю до утра.
Голос у нее, действительно, был ватный.
— А поесть? Маша отмахнулась.
— М-м! Это только полезно.
Она повернулась лицом к стене и затихла.
Я принял душ, поменял рубашку и спустился в холл. Портье поставил передо мной телефон:
— Набираете девять, а потом номер комнаты.
Цифры моя память держит мертво: 203.
Деби откликнулась сразу:
— Спускаюсь.
Я вышел из гостиницы. Это была тихая улица, в меру пыльная, в меру захламленная пустыми коробками и строительным мусором, с быстро перелетающим ее наискосок газетным листом. Напротив гирлянда цветных лампочек вдоль живой изгороди обозначала общественное место отдыха, из которого доносилось гнусавое пение.
— Вот и я!
Деби подошла сзади и положила обе руки мне на плечи. Я обернулся. Она сияла так, словно у нее было свидание с любимым после долгой разлуки. Мой вид, похоже, ее радости не соответствовал.
— Что? Так не нравится? — спросила она. Без упрека, так же оживленно, почти дразня.
Я нашел ее взгляд за стеклами очков.
— Не люблю сюрпризов.
— А я люблю!
Деби покрутила головой:
— А где Маша?
Это, значит, она на меня так бросилась, предполагая, что моя жена где-то поблизости?
— Маша еще не готова, — осторожно сказал я. — Возможно, она присоединится к нам позже.
— А куда мы пойдем?
— Давай спросим у местных.