Ракетный гром

— Вот это жизнь пошла! — воскликнул Савчук, когда Узлов скрылся за дверью. — Человек провинился, а ему: сходите пообедать, отдохните. Ах, какая жизнь, на курорт его послать!.. Слава вскружила голову. Зазнался! Что хочу, то и ворочу. Малко мне говорил, что рядовой Гросулов действительно слабый специалист. Но для Узлова это пустой звук. И я убежден, Узлов хотел принизить Михаила Савельевича. Безответственность, и только. Завтра приезжает инструктор политотдела, он будет проверять, как коммунисты выполняют соцобязательства.

— Пусть проверяет, — спокойно сказал Бородин.

— Узлов-то коммунист! — вновь загорячился Савчук, но Громов остановил его:

— Петр Захарович, торопиться надо не спеша. Ведь Узлов способный офицер, взвод его лучший в части...

— Был лучшим! — махнул рукой Савчук.

Громов пригласил Малко.

— Ну как, успокоились? — спросил он и вкратце рассказал, как встретил Малко в лесу и как тот чуть не сбил его с ног. — Напугались, что ли?

— Нет, товарищ подполковник, мне просто было обидно за Узлова. Знания у него отличные. Но любит, чтобы о нем шумели, так сказать, сладкие речи говорили. Портрет на Доске отличников, отстающим уроки дает! Герой, говорю. Димочка, а он улыбается. Говорит: «Смотри, Малко, как твой оператор запоет у моей установки. У меня все хорошо играют». — Малко замолчал, словно припоминая, что бы еще сказать.

Громов что-то записал на листке, спросил:

— Вы его предупреждали, что рядовой Гросулов может допустить ошибку? Это очень важно! Предупреждали?

— Я? Что-то говорил, но разве убедишь...

— Ничего, на партийном бюро убедим, — вставил Савчук.

Бородину, видимо, это не понравилось. Он поднялся и зашагал по кабинету.

— Что за тон. Петр Захарович? Нe знал, что вы такой эмоциональный человек. Коммунист попал в беду, а вы его казнить. Ну, хорошо, пусть бывший передовик. Но ведь дело не в вывеске, в существе. Кто такой Узлов? Опытный офицер, человек, который много сделал, чтобы новая техника покорилась нашим людям: солдатам, сержантам... Посмотрите на этого Узлова...

— Я смотрю на сегодняшнего Узлова, на коммуниста, который допустил чрезвычайное происшествие, — отпарировал Савчук. — И оправдывать этого Узлова партийная совесть не позволяет...

— Что такое! — вскипел Бородин. — Как вы сказали! Оправдывать! Кто его оправдывает?!

Опять разгорался спор. Громов дал знак Малко, чтобы тот вышел из кабинета, и сказал:

— Кого бы я отправил на курорт, так это прежде всего вас двоих. Как же вы при младшем офицере разговариваете? Неудобно, товарищи политработники.

— Шумели? — удивился Бородин. — Петр Захарович секиру показывает, а я ее не терплю. Ты же партийный руководитель! Да, да, Петр Захарович, я серьезно говорю...

— Как же мне быть? — подслеповато заморгал Савчук. — Приедет инструктор, спросит: «Обсудили Узлова?» Нет. Ну и пойдет рулетка крутиться. Мне по шеям, а вы, как начальство, останетесь в стороне.

— Ух, какой ответственный! — Громова тоже подмывало как-то погасить горячность Савчука. — Комиссар прав, к Узлову с привычной меркой нельзя подходить. Потом, откровенно признаюсь, не понимаю я старшего лейтенанта Малко. У меня к нему двойственное чувство: верю ему и не верю. Еще когда он в штабе работал, заметил: на словах — рвение, в работе — лапоть на ходу расшнуровывается. Не знаю, может, ошибаюсь. — Он вдруг умолк, ожидая, что скажет на это Савчук. Но тот промолчал.

Заговорил опять Громов:

— Мое мнение таково: сегодня доложить Гросулову о чепе. Второе, самое трудное — за несерьезное отношение к служебным обязанностям, проявленное во время учебных тренировок, объявить лейтенанту Узлову строгий выговор. Третье — снять с Доски отличников фотографию Узлова, четвертое — досконально изучить положение дел во взводе старшего лейтенанта Малко. Если будут замечания, прошу высказать их...

— Я поддерживаю, — сказал Савчук. — Дело серьезное, человека покалечил. От этого факта никуда не уйдешь.

Бородин промолчал. Когда Савчук ушел, он признался Громову:

— Душа болит, очень болит. Какого офицера мы прошляпили! Пятым пунктом надобно бы это записать нам — тебе, Сергей, и мне.

— Гросулов запишет, — согласился Громов. — У него рука не дрогнет. Он еще прибавит нам и за сына. В общем, потреплет за чубы.

— Я хитрый, сегодня наголо подстригусь, не ухватит, — отшутился Бородин.

Они сели в машину. Ехали молча. Первым сошел Бородин. Когда подходил к дому, услышал позади себя шаги, обернулся — к нему приближалась женщина. В сумерках не сразу узнал, кто это. Потом, когда опознал, встревожился: «Наташа?! Почему она здесь?»

— Здравствуй, Степан, — сказала она негромко и, не подавая руки, спросила: — Ты с моим ехал?

— Да. Вот только что, разве не заметила машину?

— Заметила... Сейчас пойду домой...

— Спеши. Сергей голоден, как волк.

— До свидания.

Она быстро скрылась в темноте.

VIII