Райское яблоко

Теперь вот что делать? Поехать на кладбище, где он зарыт, где палку воткнули с парадным портретом? Но папы там нет, ни секунды там не было! Живым, а не мертвым нужны эти кладбища! Прийти, поскулить, перекрасить ограду, каких-нибудь там насажать незабудок, а то еще ангела с белыми крыльями поставить над этим нарядным газоном! И ты теперь ангел, ты спи, наш хороший. Там некому спать! Там прогнившие кости! А не огород и не дачный участок!

Алеша и сам не заметил, как оказался на самой середине проезжей части улицы. Со всех сторон гудели машины, водители высовывали из окон безобразные свои физиономии с прилипшими к губам сигаретами. Первая встреча с Мариной вспомнилась ему: его тогда тоже почти переехали! А что, если взять позвонить ей, сказать, что он ее и не любил, и не любит! Напрасно пришла тогда с этим букетом! Сейчас-то она еще так себе, ладно, реснички там, глазки, а вот как состарится? Ужасная будет седая старуха.

Он остановился. А где теперь Катя? С похорон прошло четыре дня, она ни разу не напомнила о себе. А может, он тоже ей больше не нужен? Да кто кому нужен, когда все помрут?

Зашел в телефонную будку, набрал ее номер. Она подошла почти сразу.

– Я не помешал?

– Помешал? Ты? Алеша!

– Пойдем погуляем? – спросил он негромко. – Я недалеко тут.

– Так мне выходить?

– Минут через десять.

Она стояла у дома и ждала его. Шапки на ней не было, но были очки. От неожиданности он даже остановился. Очки были модными, в темной оправе, но только лицо ее вдруг изменилось: пропали глаза.

– Что? Не узнаешь? – спросила она.

– Да нет, узнаю. Это мода такая?

– Врачи прописали, ухудшилось зрение. Но, если не нравится, я могу снять.

– Зачем? Раз тебе прописали? Носи.

Он вдруг пожалел, что все это затеял: сорвал ее с места, позвал погулять. Уж лучше к Нефедову было пойти!

– Алеша, – сказала она осторожно, – дед в Питер уехал. Пустая квартира.

– А мне что с того?

– Ничего. Мы можем зайти туда. Чаю попить.

Скажи она это дней десять назад! Да он полетел бы, как жук из окошка!

– Ты знаешь что, Катя? Я лучше домой. Там мама одна. Да и просто – мне лучше.

Тоска по отцу стала невыносимой. Все тело заныло, как будто душа уже не вмещала ее, не справлялась.

Она отвернулась.

– Вот, Катя. Прости.

Теперь она плачет.

– Прости. Я пошел.

Она подняла очки кверху, на лоб, взглянула размытым куском светло-синего неба.

Он остановился.

– Ну ладно, пойдем.

Шли молча. Стемнело. Вошли в гулкий темный подьезд. Катя открыла дверь своим ключом. В квартире пахло собакой. Сначала Алеша почувствовал запах и тут же увидел собаку, большую, лохматую. Она подбежала, скуля от восторга. Катя села на корточки и поцеловала собаку в лоб.

– Вот это Кокоша, – сказала она.

– А я вот Алеша, – представился он, погладив собаку. – Огромный какой! Один, что ли, он здесь живет?

И вспомнил, что Яншин со дня похорон ни разу не ел. И мама насильно кормила его.

– Дед завтра вернется. Уехал вчера. Сегодня возьму его к нам ночевать, – ответила Катя. – А то он скучает.

Дед завтра вернется! А папа…

В коридоре было полутемно, свет из ванной комнаты, дверь в которую была полуоткрыта, слабо освещал его.

– Кто дед у тебя?

– Профессор по нервным болезням, известный.

– По нервным? Ну, это нужнее всего.

– Алеша, сними свою куртку.

Сняла свою шубку. И он скинул куртку.

– Ботинки снимать? А то я наслежу.

– Не нужно. Я вытру потом, ерунда.

Прошли вместе в комнату. Сели на стулья. В комнате было еще темнее, чем в коридоре. Фары проезжавших по улице машин и фонари, слабо раскачиваемые ветром, то сильнее, то слабее озаряли ее.

– Я чайник поставлю, – сказала она. – Ты хочешь поесть? Я сейчас приготовлю.

Он вспомнил, что и не обедал сегодня.

– Нет, есть не хочу. Но чаю бы выпил.

Она убежала. Кокоша остался и лег ему на ноги.

А Яншин всегда спал в ногах у отца. И пьяным отцом никогда не гнушался.

Она принесла ему чай, бутерброды.

– А ты? Ты не хочешь? – спросил он неловко.

– Я ела, – сказала она, – я сыта.

Прошло минут семь. Они оба молчали. Он выпил свой чай, съел один бутерброд. Сказать ей «спасибо», одеться, уйти. Быстрее, пока она не удержала.

– Алешенька, не уходи! – Она опустилась на корточки рядом с собакой. – Не надо.

Теперь как уйти? Когда двое у ног?

– Давай свет зажжем, а то очень темно.

Она поднялась, зажгла свет. Пес шумно встряхнулся, как будто бы выплыл на берег из бурной, широкой реки.

– Глаза очень режет, – смутился Алеша. – Какая-то лампа у вас слишком яркая…

Она погасила торшер.

– Ты не утешай меня, Катя. Не нужно, – сказал он, хотя она просто молчала.

– Я знаю, – сказала она. – Я не буду.

Но вдруг он рванулся к ней, обнял и вжался лицом прямо в голубизну ее глаз.