Райские псы

Чтобы платить меньше, а продавать дороже, были введены в оборот деньги. В севильской Счетной палате установили обменные курсы, но пройдет всего несколько десятилетий, и они начнут регулироваться уже не в государственном, а в частном порядке — на биржах Амстердама, Нового Города и Лондона. (Пираты всегда отличались изобретательностью и умели быстро ко всему приспосабливаться.)

Росли числом импортеры света, который сперва использовался лишь в безлунные ночи, а затем стал применяться повсюду и во всякое время суток. Процветали торговцы спасением. Изобретатели разного рода увеселений, физических и метафизических: скачек, немецкой философии, футбола, лувенской теологии[80].

Пришельцы были великодушны, они готовы были поднять благосостояние аборигенов до европейского уровня.

Дошли сюда и первые способы сохранения льда. Теперь можно было делать прохладительные напитки из кокосового молока, коктейли с какао, с ромом — с чем угодно. Резко подскочили в цене оранжады. Казалось, всех охватила неуемная страсть к прохладе. (Но в индустрии холода, как и во многих других делах, иберов весьма скоро обойдут светловолосые пираты, под покровом ночной темноты станут они выгружать свои аппараты на берег и продавать их по демпинговым ценам, и особо отличатся здесь Уильям Вестингауз и Филипс — великие торговцы «пониженной температурой».)

Между тем индейские сандалии сменялись на альпаргаты. Прекрасные перья в огромных количествах отправлялись в Европу на радость куртизанкам, дипломатам и адмиралам. Вода из источников разливалась по бутылкам, к ним прилагались медицинские рекомендации, и все это шло на вес золота. А многомудрый доктор Чанка открыл частный санаторий и аптеку при нем.

Весьма недурной доход научились извлекать даже из коллективных прогулок (хоть злодей Кук вытеснит иберов и отсюда). Индейские божества, захоронения и пирамиды цревращались в музейные экспонаты — в приманки для туристов.

Но признаемся откровенно, самой выгодной с первых же дней стала коммерция католическая. В огромных количествах везли через океан алтари, сутаны, ризы, кадильницы, священные образы — черно-белые и цветные, Библии, распятия, катехизисы, от роскошных до самых дешевых. Каждый обязан был наизусть знать основы монотеизма. И плохо пришлось бы тому, кто не отчеканил бы без запинки «…един Бог, един и посредник между Богом и человеками…»[81].

Епископ Ланда — тот, что сжег почти все кодексы индейцев майя, — в эпилоге к своим знаменитым «Реляциям» так сумел выразить суть тех лихорадочных лет: «Индейцы много выиграли с приходом испанской нации. Теперь имеют они многие новые вещи — и число их растет, — кои волей-неволей научатся обращать себе на пользу: лошади, мулы, собаки, ослы (они плохо здесь приживаются), куры, апельсины, дыни, инжир, гранаты, деньги и много-много чего еще. И хоть индейцы обходились, и вполне хорошо обходились, без оных, нынче, лишь обладая ими, живут, как только и подобает жить людям. А ведь самое наиценнейшее досталось им вовсе даром, без всякой платы: Правосудие, Христианство и Мир».

Травы, кусты, большие деревья и ягуары первыми обнаружили, что боги-то были фальшивыми.

Приметливые и прозорливые обезьяны тоже успели смекнуть: серпы и молоты бородатых пришельцев — орудия уничтожения. Что за абсурд! Они валили леса и рушили жизнь, сложнейшую жизнь, зародившуюся вместе со временем. С корнем вырывали травы, лианы, жгли листву и ветки, пока не появлялся кусочек пустыни — квадрат лысой земли. А потом мужчины со светлой кожей принимались работать: день и ночь, забывая жен и детей своих, принося в жертву радость земную и часы, что должны отдаваться богам и любви. Зачем? Чтобы засадить ту же землю. На сей раз тщедушной рассадой из питомников, жалкими кустиками, достойными лишь презрительной улыбки.

То выстраивались рядами «полезные растения», чьи плоды ценились на рынке.

Так случилось, что обезьяны подняли свой бунт (тоже первый в Америке) почти одновременно с полковником Ролданом. И хоть было ясно, что сил у них маловато, окружили гигантскую сейбу, которую человеческие существа называли Древом Жизни. И начали оглушительно выть и швырять экскременты.

Но розовокожий и голый человек, Адмирал не сумел их понять. Со всегдашней самонадеянностью предпочел он думать, что то был какой-то особый знак почитания.

Тогда обезьяны решили искать подмоги у ягуаров и индейцев-карибов (обиженных на весь мир за свое уродство и всегда готовых к бою). Ягуары растерзали семью астурийцев-первопроходцев и покалечили какого-то баска, сажавшего чеснок и табак (он работал уже на гринго Данхилла). Но все оставалось по-прежнему.

Исчезли веселые пальмовые рощи — стайки приветливых и простодушных девчушек, выбежавших к морю (но белокожие варвары ничего не умели замечать).

Два весьма почитаемых священных дерева были срублены, и из них изготовили отличный прилавок и табуреты для притона Доминго де Бермео. Излишки досок он продал на скамейки в собор.