Прозвенел звонок. Петя быстро закинул учебник в портфель и бросился к двери. Выбегая из школы услышал за спиной тяжёлое дыхание, обернулся. «Ну вот опять она за мной увязалась» – недовольно подумал он.
– Петька, ты куда, а меня кто провожать будет? – запыхавшись догнала его Майка.
– Некогда мне сейчас, – нахмурился Петя.
– Ты же знаешь, я боюсь и там собаки бродячие бегают. Ну Петя, – продолжала канючить Майка, протягивая ему свой рюкзак.
– Дело у меня важное, а тут ты лезешь, – он схватил протянутый рюкзак.
– Знаю я твои важные дела, – довольная Майка пошла вперёд, – Наверно Юльку хотел проводить? Так да? – она остановилась и повернулась к нему.
Петя чуть не наткнулся на неё, обошёл и прибавил шаг:
– Нет, совсем не то, совсем другое.
– Не верю я тебе, врёшь ты всё.
С тяжёлым сердцем Пётр Алексеевич Романов, полный тёзка царя и императора Петра первого, ученик второго класса, решил не ссориться с одноклассницей и проводить её до дома, опасаясь, что она может специально раздразнить какую-нибудь собаку, чтобы та укусила её и этим упрекать до конца его жизни. Без особой охоты он повесил себе на шею её рюкзак и думая о деле, неминуемо ему предстоявшем, шёл молча. Майка всю дорогу щебетала ни о чём, но увидев, что он её не слушает, повернулась к нему и хитро улыбнувшись, сказала:
– А Пашка целуется лучше тем ты.
Петя сунул в руки ей рюкзак, ничего не сказал, даже не обдумал сказанные слова, развернулся и зашагал в обратном направлении. У него в голове была только одна мысль, поскорее закончить с неожиданно свалившейся проблемой. Глубоко задумавшись он споткнулся о камень, упал и вставая невольно посмотрел назад.
Майка стояла и как будто этого и ждала. Крикнула ему:
– Если пойдёшь Юльку провожать, я тебе больше списывать не дам, понял? – и хлопнула дверью подъезда.
«Юлька, при чём тут Юлька, раз проводил, теперь будет вечно вспоминать, больше мне делать нечего как провожать её. У меня тут вопрос жизни и смерти,» – потирая ушибленное колено подумал Петя и припустил со всех ног.
– Ой, внучок, пришёл уже. А у меня и как раз чаёк заварился, индийский и оладушек только-только испекла. Садись, чаёвничать будем. Вот тебе сметанка и вареньице, – бабушка села напротив и придвинула к нему оладьи.
Они не лезли Пете в рот, он давился горячим чаем от предчувствия своей незавидной доли. Ему не хотелось этого делать, но больше было некому и только ему предстояло выполнить то, что вызывало отвращение. Бабушка расспрашивала его об учёбе, пьёт ли батька, как капуста и не съела ли её моль или кто там ещё её ест. Петя молчал, делал вид что слушает и изредка кивал головой, но мысли его были не о том. В дверь поскреблись и раздался тихий писк. Петя похолодел, никогда в его жизни не было более страшного звука. Бабушка встала, открыла дверь и со словами:
– Вот и Мусик наш пришёл, – запустила кошку.
«Мусик, какой Мусик?» – пронеслось в голове у Пети. Он сам в прошлом году подобрал на улице этого никому не нужного котёнка. Нести домой побоялся, дома уже были две кошке, а бабушке самое то, она одна и котёнок ей не помешает. Бабушка его взяла и сказала что-то непонятное о том, что и так всю жизнь со скотиной прожила, первый был баран, второй козёл, а этот маленький, много не ест, а главное не пьёт как те, те только пить да жрать.
– Когда? – не смотря на кошку спросил Петя, вопрос застрял у него в горле и он еле его протолкнул. Тяжело, но надо держаться, иначе сам себя уважать перестанет.
– А не надо ничего. Он просто обожрался и растолстел.
«Кто он? Кто обожрался и растолстел?» – Петя непонимающим взглядом посмотрел на бабушку.
– Мусик это, а не Муська. Ты, вишь не разбираешься, а я не вижу. Думала кошка, окотится должна, вот тебя и попросила котят ликвидировать. А сёдни сосед заходил, а Муська у меня в коробке лежит, к родам готовиться. А тот и говорит, – не худо у тебя, Матвеевна, котяра устроился, лежит на перине, яйца нализывает. А я ему, – да ты что, кошка эта и вот-вот окотится. А сосед как посмотрел на меня и говорит – окотится, с меня ящик водки, а если нет, то с тебя бутылка. Эх, зря я согласилась. Потом почтальонша пришла, я её попросила посмотреть, а та на меня шары то вылупила, да и говорит, чё мол смотреть то, вон какое хозяйство понавешено. А я-то чё, я ж по голове глажу, не по другому месту, да и не вижу толком. Вот теперь это Мусик. Хлопот с ним меньше.
Петя летел домой на крыльях. Всё вышло как нельзя лучше. У дома Майки он притормозил, – «Это что она про Пашку сказала? Завтра надо будет разобраться» и припустил ещё быстрее.
Васильки
Дед Андрей сидел на кровати и смотрел в задёрнутое прозрачным тюлем открытое окно. Небо на востоке начало сереть. Он почти не спал эту ночь, болели ноги. Но всё же когда ненадолго задремал, то видел сон. Жена Гутя идёт по полю, а в руках цветы, васильки. Идёт и улыбается. И глаза как эти васильки, синие-синие. Он и влюбился когда-то в неё из-за этих глаз. Всю жизнь они ему светили, даже к старости её глаза не выцвели, а сияли как небо в июльский полдень.