Рай в шалаше

— Да нет, — сказала Таня. — Я это к тому, что сейчас подарки стало делать легче, и к тому еще, — она улыбнулась, — что в подарках вроде твоих...

— Каких моих подарках? Нет, ты положительно выпила лишнее.

— Подожди, в подарках вроде твоих гипотез разобраться почти невозможно. Хороша ли песня, всем ясно, а наука дело темное. Вот Голодков преподнес своей жене в подарок статуарность, ну и что? Печаль одна!

— Танечка, ты что-то не то несешь.

— Почему не то? — Таня вздохнула, пожала плечами, предложила: — Пойдем потанцуем!

— С ума сошла. Я не умею.

— Ну и что? Видишь, как там тесно, все толкаются, и мы потолкаемся, хоть немножко, давай! — Таня тянула его за рукав и уже встала, чтобы идти, оправила юбку, Костя перехватил ее, усадил обратно в кресло.

— Успокойся!

— Да спокойна я, мне хочется двигаться.

— Посмотри, как танцуют другие, двигайся мысленно.

— Мне самой хочется! — протянула Таня тонким голосом.

— Нет, ты просто невозможная сегодня какая-то, ужас просто, любительница танцев, ревнивица, осуждательница, ну что ты так на них смотришь? Тебе тоже хочется крутиться в этой свалке? — Он удивленно покачал головой. — Непостижимо. Давай лучше я тебе свою гипотезу доложу.

— Давай, — с безнадежной покорностью согласилась Таня.

Костя отпил шербет из бокала, понюхал.

— Странно, действительно пахнет розами. Я думал, ты меня разыгрываешь. Так вот. В этом мире, сказал я Нонне, перефразируя одного из героев Моравиа, наше существование лишь гипотеза, требующая постоянного подтверждения другими людьми. Только другие подтверждают то, чем человек является. Любое общество состоит из множества организаций, и каждая организация стремится овладеть правом подтверждать чье-то существование. Это факт социальный, общественный, так сказать. Если бы этого чисто социального подтверждения людям хватало! Как много среди нас было бы счастливцев. Но нет, человеку этого мало, ему хочется, как татарину, помнишь, из того рассказа, сказать «тим-там-там», то есть я есть я. Сказать самому себе, людям, а не организации. Мое тело, глаза, волосы должны быть кому-то нужны. Любой организации наплевать, серые у меня глаза или карие, высокий ли я голубоглазый блондин или коротышка. Кого это заботит? Да никого! Есть только один шанс утвердить свое неповторимое, личное — любовь. Только любовь подтверждает, что я есть я. Ты согласна? Я, например, больше всего чувствую себя самим собой, когда смотрю на тебя, мелю всякий вздор, а ты глядишь на меня и улыбаешься. Только тебе одной ведомо до конца, какой я — нелепый, неудачливый, невеселый... и я уже есть, мне, нелепому и неудачливому, спокойно. Улыбаешься? Ну улыбнись еще!

Таня в самом деле улыбнулась — противоположности их ощущений: когда Костя косвенно, непрямыми ходами намекал ей на свое уникальное к ней отношение, ей становилось ненадежно, неловко и неспокойно, становилось нечем дышать и было чувство, что он над ней посмеивается, над ней или над собой, неважно, но за словами его Тане чудилось что-то беспомощное, взывавшее к ее бесконечной снисходительности. Итак, Таня улыбнулась, Костя снова налил ей и себе, незаметно они выпили почти всю бутылку.

— Ты заметила? Люди мелкие думают, что достаточно, чтобы любили их, поэтому они так ревнивы. Когда женщина начинает любить кого-то другого, для такого ревнивца это не потеря женщины собственно, как часто думают, вовсе нет. Ревнивцы думают, что они теряют не женщину, больше — часть собственного существования, то есть уверенность в себе, ощущение, что ты, какой ты есть, каким она тебя любила, перестал существовать.

— Похоже на правду.

— Я редко говорю плохо, Танечка, это моя профессия. Итак, измена любимой женщины превращает ревнивца в неподтвержденную гипотезу, и ему начинает казаться, что и другие люди не верят, что он есть, и смеются над ним. Подоплека подобного смеха: мы-то видим, что она не зря его бросила, он пустой, он тень, а он, бедняга, думает, что он не тень. Согласись, милая, это и вправду смешно.

— Скорее грустно.

— Ну почему? Ты не переживала этого, тебе не понять. — Костя спохватился: — Впрочем, я говорил о людях мелких. Истинное подтверждение действительно в любви, только не ко мне — в моей собственной.

— Костя! — Таня ощутила шум в голове, и словам стало тесно, да, конечно, незаметно она опьянела. — Костя, глупости все это! — твоя Нонна над тобой смеялась втихомолку.

— Почему глупости, Танечка, ты меня перебила, неужели ты думаешь, что я хотел внушить ей всего лишь эту простую истину? Вовсе нет. Самое чудовищное, сказал я, что любовь странным образом ушла из мира. Никто теперь не умирает от любви. Нет книг, фильмов, спектаклей; чему угодно, только не любви посвящает человек свою жизнь. Произошел невероятный перенос на совокупность квазиобъектов: инфаркты и инсульты от неприятностей, смерти от ничтожных служебных потрясений! Покажи мне человека, милая, который умер бы оттого, что в нем умерла любовь или умерла его возлюбленная.

— Нет, ты просто дурак, — недоверчиво удивилась Таня.

— Почему я дурак? — улыбнулся он в ответ.