Рай Сатаны

Не нравился ему Игнат, изображающий приказчика… Не нравился, хоть тресни. И предложение его не нравилось, хоть и звучало складно. Но было в словах Игната что-то фальшивое, как, впрочем, и все остальное в этом городе фальшивок… И тем не менее выбирать не приходилось.

– Так что насчет Рая?

– Есть Рай или сказки все это – не знаю, – ответил Игнат. – Поговаривают, имеется такой. Бывает, и люди приходят… то ли беглецы, то ли посланцы… Да разве Рай может на Земле быть? Или бесовское наваждение, или обман, людьми затеянный…

Багиров кивнул. Обман, понятное дело. Хотя глупо попрекать кого-то обманом, когда сам живешь в городе-фальшивке, в городе лжецов.

– Иные говорят, Рай – место, Катастрофой не затронутое, – продолжал Игнат. – Как такое случиться могло? И берут туда святых только. Да разве мы с тобой на святых потянем? А если для простых людей туда ход закрыт, так и не Рай вовсе…

И Игнат замолчал, переводя дыхание, словно долгая речь утомила его. Возможно, он знал про Рай много больше, только говорить не хотел, боялся лишнее сболтнуть. Но и без того кое в чем приказчик сам себе противоречил: то он говорил, что чужих здесь не бывает, то какие-то «люди приходят».

– Когда приступим? – спросил Багиров, решив отложить до поры тему Рая. – Когда охотники ваши возвращаются?

– С утра сегодня ушли, через сутки воротиться обещались… Завтра утром, стало быть. Или к обеду, если хорошо вдруг дичью затарятся. Но это едва ли, откуда сейчас дичь… Ладно если десяток куропаток да пару зайцев принесут. Они отдохнут с дороги, да ты выспишься, – тогда и приступим. Так что ужинай, обустраивайся, Василиса комнату твою покажет… Эй, Василиса! – повысил он голос, затем призывно махнул рукой.

Блондинка, музицировавшая за пианино, поднялась и направилась к ним. Что характерно, очередная душевная мелодия вследствие этого факта отнюдь не оборвалась, – пианино продолжало играть, клавиши вдавливались сами собой… И тут фальшивка.

Лжепианистка Василиса, похоже, изображала здесь ресторанную шлюху. Подошла, виляя бедрами, и первым делом поинтересовалась у Багирова томным хрипловатым голосом:

– Не угостишь ли даму водкой, красавчик?

– После угостит, – сурово ответил Игнат вместо сержанта. – Если захочет. Комнату ему приготовь, гостевую.

Василиса печально вздохнула, словно ее и впрямь отвадили от первого и единственного за всю ночь клиента. За всю долгую полярную ночь… И к выходу направилась, значительно умерив амплитуду движения бедер.

– Подходи, служивый, готов твой ужин! – позвала барменша.

Два плоских куска румяного зажаренного мяса перекочевали со сковороды на тарелку, полностью ее заняв, даже нависнув над краями.

– Извини, солдатик, что без хлеба и гарнира, – сказала барменша. – Не богаты мы гарниром, а хлеба вообще уж четвертый год не видим…

Говорила она равнодушно – вопрос, примет или нет Багиров ее извинения, барменшу явно интересовал в последнюю очередь.

– Что за мясо? – спросил сержант, подойдя к стойке.

Он тоже постарался говорить самым обыденным тоном. Хотя весьма-таки интересовался ответом.

– Подсвинка третьего дня зарезали, – объяснила барменша. – Плакали, но резали, – уж такой был хорошенький, умненький… Но пришлось, кормить-то нечем.

Пьяный поп загоготал. Смех у него, несмотря на басистый голос, оказался высоким, словно у женщины. Противным.

– Понятно, – сказал Багиров.

Вопрос можно было не задавать. И ответ не слушать. Видывал сержант такое мясо таких подсвинков, даже совсем недавно доводилось, – по его счету недавно, не по календарю здешнему. Возможно, барменша не врала – зарезанный подсвинок и в самом деле был хорошеньким и умненьким, таким умненьким, что ходил на двух ногах и умел разговаривать…

– Я не буду есть это мясо.

Механическое пианино выдало финальный аккорд очередной душевной мелодии и смолкло. Повисла звенящая тишина, ни слова в зале не раздавалось. Все смотрели на Багирова. Купец, Игнат, человек в синей форме, все остальные ряженые. Даже Василиса остановилась и обернулась, так и не дойдя до выхода. Даже пьяный шаман неожиданно протрезвел, распахнул глаза и лежа пялился на Бага с риском вывихнуть себе шею.

– Значит, брезгуешь стряпней моей? – произнесла барменша так, что сержант на всякий случай приготовился увернуться от раскаленной сковородки.

– Мне нельзя, – сказал он, намеренно понизив тон. – Я мусульманин.

– Нехристь басурманская! – вскричал поп, вскакивая на ноги. – Так я тебя окрещу! Дело недолгое, и трескай от пуза!

Он шагнул было к Багирову, не иначе как желая немедленно приступить к обряду, но зацепился за стул и растянулся на полу рядом с шаманом. Недолгое время покопошился там, не то пытаясь встать, не то устраиваясь поудобнее, – и захрапел.

Напряжение, повисшее в воздухе, незаметно рассосалось.

– Значит, солдатик, спать натощак будешь, – произнесла барменша с прежним равнодушием. – А завтра охотнички наши принесут тебе чего-нибудь кошерного…

– Халяльного, – поправил сержант.

– И его тоже…