О госпитале или больнице нечего и мечтать. Даже если Эфенди вызвал помощь немедленно после гибели дирижабля, когда она сюда доберется, из всех врачей потребуется лишь патологоанатом…
– Больная рука, – констатировал Иван очевидное. – Сильно больная. Лечить надо. Не то отрезать придется.
Я лишь вздохнул. А то сам не знаю…
– Что сидишь? Вставай, за плечи бери. Я за ноги возьму.
– Зачем? – вяло откликнулся я.
– В палатку понесем. Лечить буду. Хорошая женщина. Надо вылечить. Детей тебе родит.
Лечить? Попробуй, хуже не станет… Потому что хуже некуда. А я все-таки сгоняю в лагерь, посмотрю, может, найдутся хоть какие-то инструменты. И люди, лучше меня сведущие в медицине. Тащить к берегу Лайзу нельзя, придется оперировать здесь.
Иван против моего возвращения в лагерь возражать не стал.
– Иди. И покушать поищи. Женщина поправится, будет кушать просить. Чем кормить будешь?
Оптимист… Я бы очень хотел поверить Ивану. Но не мог. Слишком много видел в своей жизни гангренозных ран.
Мимо пронеслось звено реактивных Ме-382. Пилоты не обратили на вертолет внимания. Возможно, сочли тихоходную цель не представляющей никакой угрозы. Или посчитали, что здесь проходят испытания своей же, но глубоко засекреченной техники.
Хасан Бен-Захр на «мессершмитты» тоже не отвлекался. Он знал, что должен сделать, знал еще во время первого полета сюда. Но тогда не вовремя вмешался автопилот. Сейчас он отключен. Штурвал у Хасана, и не помешает никто.
Город внизу пылал, подожженный снарядами катапульт и зажигательными бомбами «дорадо». Город был взят в клещи, с хрустом сжимавшиеся. Но город пока держался.
Крестоносцы Жофруа де Буйонна уже рубились на стенах, рыцари Раймунда прорвались через Яффские ворота и угодили сразу же за ними в жесточайшую мясорубку. Легионеры дрались во дворе пылавшего Храма – и ярость пламени меркла перед яростью нападавших и оборонявшихся.
И все же город мог отбиться и устоять. Мог бы… Но с востока, под прикрытием Масличной горы, подходил XIX танковый корпус СС и готовился к атаке с марша. Тяжелые танковые батальоны Pz-VIII уже выходили на ударные позиции, а слева, прикрывая им фланг, разворачивалась в боевой порядок 47-я ваффен-гренадерская дивизия СС «Алджихад».
Остальные части были на подходе, заполонив Амманскую дорогу.
С них-то Хасан и начал. Вертолет пронесся на бреющем над бесконечной колонной – танки, тентованые грузовики, бронетранспортеры, тягачи с орудиями, – поливая ее огнем и смертью. С ревом вырывались из пеналов «Кадеты», шестистволки чертили свой смертельный пунктир по машинам и людям.
Сопротивления никто не оказывал. Хотя на некоторых «Королевских тиграх» стояли крупнокалиберные зенитные пулеметы, а на «Императорских» – реактивные зенитные установки, хватало и других средств ПВО ближнего боя. Но атаки с воздуха здесь не ждали…
Позади что-то горело, что-то взрывалось, но Хасан не смотрел назад. Потому что оседлавшие Масличную гору «кайзертайгеры» уже направили тяжелые хоботы орудий на город.
Он проутюжил гребень раз, и второй, и третий – уже для страховки и проверки, не обращая внимания на людей, покидающих чадно горящие танки.
Хасан не удивлялся тому, что у него не заканчиваются «Кадеты», что боезапас шестистволок кажется бесконечным. Он даже не задумывался об этом. Он спешил к Храму и знал, что там будет труднее, что работать придется ювелирно…
Хасан не оборачивался и не видел, как за его спиной, у ведущей в десантный отсек двери, пытается подняться на ноги человек с залитым кровью лицом. Не то Абдулла-хаджи, не то сержант Багиров…
Смотрел только вперед – туда, на Храм – и видел, как все началось. Как вспыхнула ослепительная, режущая глаз огненная точка, как мгновенно вздулась исполинским огненным шаром, засасывающим и небо, и землю, и город, и весь мир…
Он понял, что видит. После сожженного Гавра, после Бристоля трудно было не понять… Он видел всё и понял всё, но не хотел принимать увиденное и верить своему пониманию. Он закричал, истошно, оглушительно, как не кричал никогда в жизни. Казалось, его голова не выдержит, взорвется от этого крика, и не станет только его, Хасана, а мир и город останутся прежними.
Все получилось наоборот. Он был. А города не стало. И мира тоже.
Хасан Бен-Захр замолчал. И направил вертолет в то единственное, что осталось, что маячило перед ним в беспощадной и абсолютной пустоте, – в самый центр ядерного гриба.
Багиров-хаджи с третьей попытки встал на ноги. Он даже сумел с грехом пополам прийти к некому консенсусу, к странному симбиозу двух личностей… И навел «дыродел Солнца» на затылок сидевшего за штурвалом человека. Больше он не успел ничего – вертолет на полной скорости врезался в крутой, почти отвесный склон Бырранги.
Эпилог
Наш лагерь был разгромлен и уничтожен. Лагеря как такового не осталось.
Казалось, что по берегу и прямо по многочисленным палаткам не так давно гонялась стая взбесившихся асфальтовых катков. Гонялась за бульдозером. Тоже взбесившимся.
Ни одной целой палатки. И ни одной поврежденной, но все же устоявшей. Ни одного человека.