Рай под колпаком

Обойдя «Жигули», я подошел к джипу. Разбилась машина основательно: покореженный капот и осыпавшиеся стекла красноречиво говорили, что «Чероки» врезался в туманную сферу на полной скорости. Лихой был водитель… Перевернутые сиденья, какие-то бумаги и много, очень много стодолларовых купюр, рассыпавшихся из раскрывшегося кейса, были густо пересыпаны стеклянным крошевом и залиты свежей кровью. Все свидетельствовало о том, что авария произошла не более десяти минут назад, но куда подевались люди? Ни трупов, ни живых в салоне и поблизости не было. Кто их успел эвакуировать и когда? Даже если их увозили сразу после крушения на вертолете, я бы заметил…

Тут я вспомнил вчерашний разговор с писателем и отчаянно замотал головой, поймав себя на антропоцентризме. Какой-такой вертолет, когда на расстоянии протянутой руки от меня высилось сооружение, выходящее за рамки человеческого понимания? Кажется, пришла пора менять устоявшееся мировоззрение и мыслить несколько иными категориями. И хотя я обладал некоторыми паранормальными способностями, но чувствовал, что изменение мировоззрения будет проходить не менее трудно, чем у обыкновенного человека.

Я еще раз оглядел салон джипа и снова поразился бесхозной груде валюты. Почему ее не забрали? Неужели купюры фальшивые? Подняв одну, посмотрел на просвет, потер пальцами. Банкнота была настоящей. И тогда в голову пришла дикая мысль, что здесь, под куполом, доллары могут оказаться никому не нужными бумажками, разве что детям в качестве фантиков для игр. Мысль была глупой и наивной до абсурда — скорее всего, мозг, испытав легкое сотрясение во время удара «Жигулей» о циклопическую стену Чужеродного купола, самопроизвольно начал менять «антропоцентрическое мировоззрение» не в ту сторону, но тем не менее я разжал пальцы, и купюра мягко спланировала в салон на груду битого стёкла, бумаг и заокеанских денег.

Из Холмовска мне не сбежать, и понимание полной безысходности создавшегося положения сдавило сердце. Ничего другого, как возвращаться, не оставалось. Здесь мне делать нечего.

Мотор завелся сразу, но с неприятным тарахтением, однако машина послушно развернулась и, дребезжа приоткрытым капотом, поехала назад, в город. Что случилось с мотором, я смотреть не стал — не принадлежу к распространённому типу российских автолюбителей, которые родную машину знают лучше, чем свою жену. К средству передвижения я отношусь на американский лад: едет — и ладно, не едет — вызывай техническую помощь.

На сей раз я не гнал будто угорелый, а возвращался черепашьей скоростью — около сорока километров в час. Спешить было некуда, к тому же руль не очень хорошо слушался, и я боялся, чтобы не занесло в кювет.

Встречных машин не было, что вызывало крайнее удивление — неужели в городе уже знают о «колпаке» и милицейский пост на выезде стоял вовсе не по причине тумана? Вполне возможно, хотя дымка уже исчезла, но мир по-прежнему представал перед глазами в розовом свете. К сожалению, в прямом смысле, а не в переносном.

На въезде в город меня остановил все тот же гибэдэдэшник, предостерегающе погрозив жезлом. Я и не сопротивлялся — куда денешься? Остановился у обочины и мысленно прикинул, хватит ли денег для штрафа, чтобы не разводить лишнюю канитель. Гибэдэдэшники злятся, когда с ветерком проносишься мимо них, и дерут потом с нарушителей не просто втридорога, а спускают три шкуры. Поневоле пожалел, что не прихватил из разбитого «Чероки» сколько-нибудь долларов — гораздо проще бы все сейчас получилось.

Постовой, оказавшийся очень молодым парнем, чуть ли не юнцом со школьной скамьи, похоже, еще ни разу не брившимся, неторопливо обошел вокруг «Жигулей», с саркастической улыбкой осматривая повреждения. Определенно, час назад знал, что меня ждет на дороге, потому улыбался вслед и не думал преследовать. Тот еще ханыга — молодой, да из ранних.

— Ефрейтор Соликов, — козырнув, представился он, наклоняясь к открытому окошку. — Как посмотрю, хорошо прокатились. Весело было?

Радостная для него, гадостная для меня улыбка не покидала лица постового. Отнюдь не напрасно бытует поговорка, что лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора…

Я достал из бардачка документы, сунул в них шесть пятисотенных и протянул ефрейтору.

Он отрицательно покачал головой, и без того лучезарная улыбка стала еще шире.

— Все, что есть, — буркнул я, прекрасно понимая, что этим не отделаюсь. Придется оставить машину и топать домой за деньгами,

— Что вы, право, гражданин Новиков, — сказал он. — К чему это? — Улыбка исчезла с его лица, а в глазах появилось какое-то непонятное выражение. Нет, не брезгливость, а нечто похожее на сожаление. Будто он жалел меня неизвестно за что. — Поезжайте в автосервис, сдайте машину в ремонт. Но учтите, еще раз нарушите правила, и мы лишим вас прав вождения.

Он снова козырнул, развернулся и направился к своей машине.

А я будто врос в сиденье, оторопело уставившись ему в спину. Где это видано, чтобы ГИБДД денег не брала?!

Вот те и молодой да из ранних… А потом, откуда он знает мою фамилию, если документы не открывал?!