Рай под колпаком

— Тогда давайте рассматривать варианты, — сказал бригадир и снова застучал пальцами по краю дисплея. Трехмерное изображение домика начало меняться, вырастать вверх, расширяться.

Слабый ветерок дохнул со стороны бригадира, и я почувствовал запах фиалки. Тогда я встал и ушел в дом. Если Бескровного беседа явно забавляла, то мне было противно. Противно ощущать себя неразумным ребенком.

Все три вида надстроек практически одно и то же и в одном здании соседствовать не могут.

По пути я прихватил сохнущий на перилах беседки матрац, бросил его в комнате на панцирную сетку кровати и лег, бездумно уставившись в потрескавшийся потолок. Никогда не испытывал особой тяги к спиртному и сегодня весь день в душе корил Бескровного за неуемное потребление алкоголя. Но сейчас мне хотелось напиться, и я остро жалел, что, уходя из беседки, не захватил с собой бутылку.

Из-под кровати, стелясь по полу и опасливо оглядываясь по сторонам, выбрался Пацан. Вытянув шею, он поднял голову и посмотрел на меня долгим, жалобным взглядом. Я повернулся набок и легонько похлопал ладонью по матрасу рядом с собой.

— Забирайся.

Кот подумал, муркнул, вспрыгнул на кровать и принялся меня обнюхивать. Я погладил его, и тогда Пацан успокоился, тяжело вздохнул и принялся умащиваться рядом, тесно прижимаясь ко мне.

Со двора доносились приглушенные обрывки обсуждения достоинств виртуального домика. Солярий, подземный гараж, бассейн… Я тяжело, почти как кот перед этим, вздохнул и закрыл глаза.

Не знаю, сказалось ли соседство кота — такой же, как и моя, неприкаянной души, испытавшей сегодня психологический шок, — но я задремал.

Очнулся оттого, что меня трясли за плечо.

— Вставайте, Артем, солнце садится, — будил меня Бескровный. — Нехорошо спать на закате, голова болеть будет.

Я рывком сел, и кот, прикорнувший рядом, стремглав спрыгнул на пол и юркнул под кровать. Свежо было в памяти Пацана сегодняшнее заточение в спортивной сумке, и испытывать судьбу он больше не желал. Черт его знает, что у хозяина на уме.

— Ушел бригадир? — спросил я.

— Кто-кто? — не понял Бескровный. — Ну, этот… Архитектор, с которым вы план дома обсуждали.

— А, вот кого вы имеете в виду! — рассмеялся Валентин Сергеевич. — Ушел. Мы, кстати, не только вид дома обсудили, но и окрестностей — он тут целую усадьбу распланировал.

Валентин Сергеевич зашелся гомерическим хохотом.

— Напрасно смеетесь, — остудил я его, — Это вы все принимаете за игру, а он говорил вполне серьезно, и скоро здесь начнутся строительные работы. Так что готовьтесь к выселению.

— Да? — Улыбка сползла с лица Бескровного. — А вы знаете, я об этом не подумал… Решил поиграть в маниловщину, забыв о фактах… — Он, было, расстроился, затем махнул рукой. — Ну и черт с ним. Этот вечер, по крайней мере, наш. Идемте ужинать.

Я поплелся к рукомойнику, умылся, но холодная вода не взбодрила. Прав был Бескровный, не следовало засыпать на заходе солнца… Вытираясь полотенцем, я отошел от домика к краю обрыва. В городе как-то не обращал внимания, какие закаты в розовом раю, сейчас же впервые увидел. Солнце над горизонтом приобрело фиолетовый цвет, и от этого сумерки казались густыми, тревожными, нагоняющими тоску, которая и без того была беспросветной.

— Артем, сколько вас можно ждать? — позвал Валентин Сергеевич. — Коньяк выдыхается!

Я бросил последний взгляд на черную в сумеречном свете излучину реки и зашагал к беседке.

Валентин Сергеевич протянул к беседке шнур, и теперь стол освещала электрическая лампочка. От ее умиротворяющего света, отрезающего беседку от сумерек розового рая, казалось, что мы ужинаем на природе и ничего вокруг не изменилось. Но настроение это отнюдь не подняло. Не помог и коньяк — если пару часов назад я страстно желал напиться, то после сна желание как отрезало, и я выпил исключительно, чтобы поднять настроение. У Валентина Сергеевича тоже настроение из мажорного перешло в минорное, и мы ужинали молча.

Вяло закусив, я глубоко вдохнул посвежевший к ночи воздух и поморщился.

— Не пойму что-то… То ли у вас где-то фиалка растет, то ли запах от архитектора не выветрился.

Валентин Сергеевич принюхался. — Нет, это не от архитектора и не весенняя фиалка пахнет. Ночная фиалка, растут здесь несколько кустиков.

Глава 16

Всю ночь одуряюще пахло фиалкой, и я ненавидел этот запах даже во сне. Вставать и прикрывать окно было лень, и я лежал на сыроватых, как в купе поезда, простынях, дремал и мечтал о том, как завтра утром выкорчую все кустики фиалки к чертовой матери. О том, чтобы вырваться за пределы купола, я не мечтал несмотря на всю фантастичность ситуации, по-прежнему оставался рационалистом и маниловщиной, как Бескровный, не страдал.

Под утро, когда то ли мое обоняние притупилось, то ли концентрация аттрактантов фиалки в воздухе снизилась и ее запах сменился каким-то другим, более тонким, приятным, я наконец-то уснул. Спал без сновидений, но при этом чудилось, что кровать мягко, словно колыбель, покачивается из стороны в сторону, будто я на самом деле ехал в купе поезда, только стука колес не было слышно.