Рай под колпаком

Я перевел взгляд на угасающие угли.

— Ешьте шашлык, а то остынет, — буркнул.

— Спасибо, я сыт, — корректно ответил он.

— А я хочу есть, — сказал я и взял шампур.

На самом деле есть не хотелось, но сидеть под жалеющим взглядом эго не доставляло удовольствия.

Мясо оказалось чуть теплым, и жир застывал на губах. Вкус не улучшил даже кетчуп, которым я обильно полил шашлык.

— И какой же код смерти у Ремишевского? — спросил я.

Тонкэ помедлил с ответом, но все же сказал:

— Аутонпец.

— А у меня?

— У тебя? — удивился он. — У тебя его уже нет. В результате развития твоей личности во время адаптационного периода на Земле кодировочная программа самоликвидировалась. Помнишь «Еггог!» на световом табло идентификатора имени? Даже если где-то в архивах создавшей тебя лаборатории сохранился код и кто-то произнесет его в твоем присутствии, это подействует.

— Кажется, я его уже слышал… Ауфлемэ.

— Когда ты это слышал? — заинтересованно спросил Тонкэ.

— Вовремя первой встречи с Ремишевским, за день до вторжения: Он тогда пришел ко мне в качестве спонсора телевизионной викторины «Кому повезет?».

— Нет, — улыбнулся Тонкэ. — Это был код запуска основной программы агента. Но эта программа тоже самоликвидировалась вместе с кодом отключения.

Я через силу доел шашлык и воткнул шампур в землю. Губы сковывала неприятная корка застывшего жира.

— Так, поел, теперь запить бы… Эх, не догадался взять побольше вина.

— Возьми мое, — предложил Тонкэ, протягивая стаканчик. Он так и не вылил последнюю порцию.

— А вы?

— Больше не хочу. Я уже получил свою дозу эмоций.

— Ну-ну… — буркнул я. Только теперь начал понимать, что шашлык и вино способствовали поддержанию нормального метаболизма искусственного тела, а сознание эго питалось эмоциональным восприятием вкусовых ощущений. — Ваше здоровье, — сказал я и залпом опорожнил стаканчик.

Невыносимая горечь разлилась во рту, продрала горло. Я закашлялся, заперхал, но сплюнуть не получилось.

— Что это?!

— Некоторые свободные радикалы моих личных хромосом, — спокойно объяснил Тонкэ. — Они частично передадут тебе мою память, а это поможет разобраться в истории эго и нашей сущности.

— Кто-то… — продолжая перхать, сипло выдавил я. — Кто-то только что говорил, о взаимном согласии обеих сторон…

— А ты бы отказался? — невозмутимо спросил он. — В таком случае, не стоит продолжать дискуссию.

— Что… Что вы для меня еще припасли?

Я встал со стульчика, как-пьяный, проковылял к берегу, нагнулся, зачерпнул ладонью воду, прополоскал горло. Затем напился. Вода была ледяной, от нее ломило зубы, но в то же время и безвкусной после нестерпимой горечи хромосомной «микстуры». Оставалось надеяться, что в весенних водах реки нет никаких микробов.

— После моего коктейля ты можешь пить воду из любой лужи, — словно уловив мои мысли, сказал Тонкэ. — Ни одним из штаммов самых смертоносных земных бактерий и вирусов не заразишься.

— Ну, спасибо, уважили, — пробурчал я, возвращаясь назад. — Всю жизнь мечтал пить из луж.

Я рухнул на стульчик и уставился на старика, решившего перед смертью передать мне свое хромосомное завещание. Он тоже молчал и выжидающе смотрел на меня. Минуту-другую мы пялились друг на друга, а затем в моем сознании несмелым рассветом пасмурного утра забрезжило понимание.

— Говорите, — устало произнес я. Насколько понимаю, вы не сказали самого главного.

— Во-от… — вздохнул старик. — Начинаешь предчувствовать. Это хорошо, на это я и надеялся. Пока, конечно, на уровне интуиции, но недельки через две…

Он замолчал и отвел взгляд в сторону.

— Говорите, я слушаю.

— Если ты согласишься, то этих двух недель может и не быть.

— Почему?

— Вместе с хромосомным коктейлем я ввел инициатор…

Он по-прежнему не смотрел на меня, а слова цедил медленно, словно выдавливал из себя через силу.

— Да что вы тянете кота за хвост! — сорвался я. — Начали говорить, так говорите!

— Теперь стоит тебе пожелать, и ты превратишься в мощное оружие. Гравитационную бомбу.

Глава 29

Возвращался я на дачу под утро. Небо затянули мглистые тучи, над полями моросил дождь, серая пелена тумана, разрезаемая неспешно планирующим над рекой катером, капельками холодной росы оседала на лице и руках. На душе было гадко и мерзко по погоде. Как ни убеждал меня Тонкэ-эго, что личность биоробота в их обществе столь же ценна, как и любого другого существа, однако когда я узнал о многоцелевых возможностях своего искусственного тела, то почувствовал себя приговоренным к казни. Фарисеи эго еще те. Личность личностью, а программу изволь выполнять. И хотя Тонкэ заверял, что окончательное решение буду принимать я, что-то не верилось в искренность его слов. Камикадзе тоже уверены, что жертвуют собой исключительно по личной инициативе, не подозревая, что идеологическая обработка их сознания сродни программе биоробота. Как в критической ситуации я смогу различить, мое это решение или такова программа, в которой предопределено не только выполнение задания, но и тщательно выписано психологическое состояние, подвигающее меня на осуществление поставленной цели?