Рай на заказ

Очередной анекдот, с намеком на мать Петросяна, заставил счетчик импресарио подняться до 42 баллов. Однако тот ответил совершенно неожиданным анекдотом, который опять застал Тристана врасплох.

«Коварный удар, – подумал он. – Он обходит меня, чтобы сделать подсечку». И тут же почувствовал, как его распирает от смеха. Пробудились гормоны.

Тристан пожалел, что в его маске нет резинового кляпа. Он изо всех сил старался сдержаться. Тристан призвал к себе на помощь мрачные мысли: о потере дорогого существа, предательстве, уходе любимой, унижении…

Его счетчик замедлил бег на отметке 58 баллов.

Тристан подумал, что, если победит, сможет заняться любовью с Б. И едва смог остановить счетчик на цифре 63.

Выпад противника был блокирован.

Чтобы желание смеяться не охватило его снова, Тристан вызвал перед мысленным взором то, что видел в новостях по телевизору: картины массовых убийств, детей, умирающих от голода, диктаторов в черных очках. Смятение в его мыслях улеглось. Нужно было быстро отвечать на удар.

Слово «диктатор» напомнило ему об одном репортаже. Некий кровожадный тиран спрятался от вражеских бомбардировок в бункере, глубоко под землей. Однако военные нашли способ достать его и там: взорвалась первая бомба, а за ней в ту же точку сразу упала вторая, сумевшая зарыться гораздо дальше. Вот и решение. Нужно попробовать анекдот-сюрприз и, едва закончив его, отправить вдогонку еще один. Две сабли. Длинная для прямого отвлекающего удара и короткая – чтобы завершить дело.

Тристан рассказал первый анекдот, который оказал на противника слабое воздействие. Импресарио начал блокировать удар, но тут Тристан немедленно атаковал вторым анекдотом.

В своем воображении он видел, как первая сабля оставляет вмятину на шлеме противника, а вторая – разрубает его. Кривая на экране Жан-Мишеля Петросяна моментально подскочила до 25, 28, 37, затем приостановилась. Импресарио пытался укрепить плотину, которая вот-вот должна была рухнуть: 38, 40, 42… Еще одна попытка отбить атаку. Эффективность совместного действия двух анекдотов была очевидна: 43, 45, 49… Оборона противника рухнула: 53, 82, 96, 100.

Вспышка.

Голова продюсера лопнула, как перезрелый фрукт.

Ассистентка вскрикнула.

«Что ж, это жертва на алтарь юмора», – подумал Тристан Маньяр.

И вдруг он осознал, что несколько секунд назад убил человека, который вовсе не был ему безразличен. Это был не только его лучший друг, но и продюсер, на протяжении многих лет буквально носивший его на руках.

– Что я наделал! – пробормотал комик под фиолетовой маской.

Две женщины в розовых плащах освободили тело проигравшего. Публика аплодировала победителю.

Началась церемония посвящения. Б стояла рядом, положив руку ему на плечо. Тристан Маньяр опустился на одно колено.

Великий Магистр набросил на плечи победителя розовый плащ:

– Клянешься ли ты до конца жизни служить делу юмора?

– Клянусь.

– Клянешься ли не предавать братьев и сестер по Великой Ложе?

– Клянусь.

– Прекрасно. Юмор – это наша битва. Ты победил, и отныне мы вместе. Я предлагаю тебе бороться вместе с нами за то, чтобы остроумие восторжествовало во всем мире. – Великий Магистр, как средневековый рыцарь, коснулся шпагой плеч Тристана. – Отныне ты член Великой Ложи. Ты подмастерье первой степени посвящения, – сурово объявил глава братства. – Ты сможешь сочинять анекдоты, которые станут распространяться по всему миру, и никто из живущих на земле не будет подозревать, что ты их автор. Но ты будешь знать. И мы будем знать, что их появлением мы обязаны именно твоему таланту, брат Маньяр, – твоему, и ничьему больше.

Присутствующие разразились приветственными криками.

Никогда еще Тристан не был так горд, что сумел расшевелить публику.

Та, которую он до сих пор знал только под именем Б, медленно сняла розовый плащ, под которым не было никакой одежды. Ее тело благоухало цветами. Кошачьи глаза сверкали.

– Я держу свое обещание, – прошептала она. – Вы победили, а значит, имеете право на вознаграждение.

Тристан Маньяр и Б занялись любовью. В тот момент, когда девушка почувствовала приближение оргазма, она шепнула на ухо партнеру:

– Сейчас я открою тебе свое имя.

– Слушаю тебя.

– Бе. Полностью – Беатрис, но родителям захотелось, чтобы имя было покороче. Они решили, что Беа слишком близко к «béatitude»[58], и стали называть меня просто Бе.

Тристан расхохотался. В этом громком смехе под большим давлением смешались эмоции от только что пережитого испытания, чувственное возбуждение и понимание только что прозвучавшей шутки. Продолжая хохотать, Тристан крепко сжал девушку в объятиях. Их тела затрепетали, с губ сорвался один и тот же вскрик удовольствия и веселья. Взрывоопасная смесь двух положительных эмоций вознесла любовников на вершины наслаждения, граничившего с болью.

Когда, лишившись сил, они рухнули друг возле друга, Бе взяла Тристана за руку и крепко пожала ее.

– Мне хорошо с тобой, – призналась она.