Рай где-то рядом

Именно сейчас, когда Норма наконец-то завершила ремонт в новом доме, пережила климакс, не дойдя до смертоубийства, похудела на два с половиной килограмма и через сорок три года после свадьбы наладила интимную жизнь с Мэкки по своему вкусу – четко по расписанию, каждое воскресенье часа в четыре-пять, смотря по обстоятельствам. Воскресная любовь – подлинный праздник, нечто возвышенное и одухотворенное. Воистину исполнение супружеского долга, а не минутный каприз, как хотелось бы Мэкки.

Аккуратистка до мозга костей, Норма любила все делать правильно. Для супружеской любви надо принять горячую ванну, включить приятную музыку – словом, устроить настоящий праздник. Мэкки – все еще красивый мужчина, его рыжеватая шевелюра почти не поредела… вот только до него никак не доходит, отчего Норме не прыгнуть в постель без всяких приготовлений. Надо, мол, быть непосредственными. В молодости Норма шла ему навстречу, чтобы сделать приятное, – мужчины такие ранимые. Она не знала, как это бывает у других и насколько часто: подобную тему она не осмелилась бы ни с кем обсуждать. К большому ее облегчению, когда Линда доросла до опасных вопросов, в школе ввели половое воспитание, и ей не пришлось объяснять дочери, откуда берутся дети.

Во времена ее юности вопросы пола упорно замалчивали, не то что сейчас. Несмотря на стыдливость, Норма вовсе не была холодна в постели, но собственная страстность ее конфузила и заставляла краснеть, хотя и приводила в восторг Мэкки. «Не надо слов, Мэкки», – смущенно бормотала она, когда муж превозносил ее темперамент. И все же Норму не могло не радовать восхищение мужа, и иногда она принимала свою фирменную пенную ванну в среду или четверг, чтобы сделать Мэкки сюрприз, а подготовка ему не требовалась, не то что Норме. Должно быть, все мужчины такие – откуда ей знать, ни у кого ведь не спросишь, со стыда сгореть можно. Норма и Мэкки дружили с седьмого класса и поженились, когда обоим было по восемнадцать. Других кавалеров у Нормы никогда не было, ее знания о мужчинах ограничивались Мэкки Уорреном – ну так что ж. Норме нравилось жить именно так, как сейчас, – и вот пожалуйста, стоило ее жизни войти в нужное русло, тетя Элнер пережила клиническую смерть и все перевернула вверх тормашками.

* * *

В больницу Норма подоспела к завтраку. Санитар как раз поставил Элнер на стол поднос.

– Привет! – обрадовалась старушка, увидев Норму. – Что это ты в такую рань?

– Решила не дожидаться пробок на дорогах. Как самочувствие?

– Укусы чешутся слегка, а в остальном прекрасно. Ты приехала за мной?

– Пока не знаю. Хорошо бы, но с врачами я еще не говорила.

– Да, хорошо бы. Хочу домой. Глянь-ка! – Элнер ткнула ей в руку печенье. – Твердое, как камень. Ах да, омлет ничего, а вот яблочное желе надоело. Ты завтракала?

– Нет еще.

– Поешь со мной.

– Давайте-ка сами, тетя Элнер, вам надо поправляться. Все приветы шлют, подружки ваши зайдут на днях. Как спалось?

– Хорошо, только меня всю ночь будили, уколы делали, пульс считали, давление мерили. Больных здесь без присмотра не оставляют – по мне, так могли бы и поменьше суетиться. – Элнер протянула чашку: – Кофе жидковат. Привезешь мне получше?

– Обязательно. Тетя Элнер, я хотела спросить кое о чем.

– Ну?

– М-м… о вчерашнем… о вашем… – Норма огляделась и закончила еле слышным шепотом: – Путешествии.

– А разве можно о нем говорить? – шепнула Элнер в ответ.

– Только со мной. Расскажите поточнее, что вас просили передать.

– Так… Дай бог памяти… Реймонд говорил: «Жить на свете становится все лучше и лучше». В этом роде.

– А Соседка Дороти?

– «Счастье – дело наших рук. Надо улыбаться, в мире много солнца».

– И все?

– В общем, да. А что?

– Просто я ожидала чего-то… более глубокого, что ли.

– Я тоже, но на деле эдак и лучше. Жизнь-то намного проще, чем нам кажется.

– Это точно все? А о конце света не говорили?

– Нет. Правда, Реймонд всем нам велел держаться, – уже хорошая новость.

– В надеждах на лучшее нет ничего нового. Я-то мечтала услышать откровение, а это старо как мир!

– Старо – еще не значит неправильно, Норма.

– Разумеется, и все же…

В палату заглянула медсестра:

– Миссис Шимфизл, звонят с радио, хотят устроить с вами прямой эфир… какой-то Бад.

У Элнер загорелись глаза.

– Бад! Из шоу Бада и Джея! Можно им рассказать про курицу и яйцо, Норма? Я не проговорюсь, откуда узнала.

Этого еще не хватало! Норма так и подпрыгнула.

– Тетя Элнер, никаких выступлений по радио! Я сама с ними поговорю.

Спустя пару минут Бад объявил слушателям:

– Итак, друзья, только что я пообщался с племянницей Элнер Шимфизл в Канзас-Сити. Сама миссис Шимфизл пока не может подойти к телефону, но чувствует себя нормально и всем передает привет. А сейчас, миссис Шимфизл, если вы нас слышите… звучит песня для вас… Делла Риз, «Как много значит день».

* * *