Рагана

По уговору я теперь должна была жить на границе между мирами Нави и Яви и беречь ее от тех, кто пожелает нарушить древнее равновесие. Сауле выполнила мое пожелание, и теперь посреди Чащи приветливо зеленела крыша моей избушки, в мире людей сожженной Дарганом Громобоем.

Совий явился на порог спустя месяц, после того как я заступила на свою вечную стражу. Долго молчал, опустив глаза. Мы сидели рядышком на лавке и пили травяной чай. Смотреть на него было больно и радостно в то же время. Марий сдержал обещание и вернул его в Школу. Искра Совия с каждым днем разгоралась все ярче, и я довольно щурилась, разглядывая его багровое пламя с вкраплениями синих лент. Я думала, что Лис приехал попрощаться. Но слова, которые он все же решился сказать, повергли меня в изумление.

Он тряхнул рыжей гривой и убийственно спокойным тоном заявил, что, выбери я Мария, и он свернул бы его холеную шею собственными руками. Я поддела, что собственнические чувства – не то, чем стоит гордиться. А он поднял голову и долго смотрел на меня ореховыми глазами, в глубине которых с недавних пор светилась багровая искра огненосца.

Впрочем, не настолько долго, чтобы я не успела до утра получить доказательства его горячего нрава.

То, что Совий смог приходить ко мне, оказалось еще одним подарком – на сей раз от Перкунаса. Бог явился мне только один раз с момента, когда я так нагло изъявила желание привязать свою жизнь к его, буркнул раздраженно, что уже устал выслушивать одну и ту же просьбу, которую Совий озвучивал в каждом встреченном храме, и в конце концов вместе вечность коротать веселее. Перкунас прятал усмешку в пшеничную бороду, сурово сдвинув брови, а я не знала, как его благодарить. Бог исчез во вспышке молнии, махнув рукой, мол, только не надо по храмам шляться! А из зигзага выжженной травы ко мне шагнул Лис.

Совий уснул, и я, поцеловав его в висок, неслышно оделась и вышла в ту дверь, что вела в мир Яви. Погладила Пирожка, нежно фыркнувшего в мои волосы, по мягкому храпу и спросила, не против ли старый друг немножко прогуляться?

Друг был только за. Он легко донес меня до берега Черницы и тут же опустил морду в реку, принявшись с наслаждением пить. Я соскользнула с его спины и постояла пару мгновений неподвижно, наслаждаясь прикосновением мягкого серого песка к босым ногам. Подняла лицо, дыша поднимающимся ветром с запахом яблок и палой листвы. Близился Овсень, и скоро я смогу поднять мост и выйти в Явь. Загляну к Марьяне, разопью кружку – другую медовухи с Буром, проведаю Николу и его сестричек… Как рассказывал Совий, приреченцы крепко переругались, когда Дарган покинул волость. Тех, кто меня хаял, выставили взашей. А мне передавали пожелание вернуться, вызвавшее грустное томление в груди. Вернуться я не могла. Но могла хоть изредка навещать старых знакомцев, и то уже было хорошо.

Марий настойчиво зазывал меня в Школу Дейва, помочь с обучением лаум, но я пока еще не умела отходить так далеко от Чащи. То, что Сауле сделала с лаумами, наполняло меня ужасом и пониманием одновременно. Она исполнила их мечту – вернула водяниц в мир, вот только их память стерлась, как чернила под дождем. Но я знала: Дева заключила сделку с богом Нави Вельнасом. Живая сила и сила мертвая вместе позволили забрать лишь горечь воспоминаний о времени, проведенном в Чаще. Слишком много…и все же меньше, чем достало бы, чтобы от лаум остались только бездушные оболочки. Их суть, их души, то, кем они были – осталось. И я была этому несказанно рада.

Богиня погрузила своих подопечных в целебный сон, создав для них в вековечном лесу тайное место, где никакая опасность им не грозила. Она окружила то место собственной защитой, преодолеть которую не смог бы даже самый сильный дейвас. А ввести водяниц обратно в мир людской поручила... Марию. Надо ли говорить, что Болотник, вернувшийся с такой вестью, быстро возвысился среди других огненосцев? Теперь он верховодил над колдунами и денно и нощно пропадал в подземельях, составляя зелья и новые заклятия, чтобы как можно быстрее лаумы научились жить заново.

Я сбросила с себя простое темно-зеленое платье со снежной вышивкой по подолу. Тихо звякнули ссыпавшиеся на привычное место обереги – уже ненужные, но напоминающие о том, что человеческого во мне столько же, сколько навьего. Поправила четырехгранный кинжал на запястье, пробежалась пальцами по серебряным веткам черемухи и медленно пошла в Черницу. В мире людей сейчас был листопад - месяц, с которого началась моя дорога, приведшая в избушку между мирами. Я вошла в студеную воду и легла на спину, позволяя реке убаюкивать меня, расплетая белые косы. Руки русалок, беззвучно поднявшихся из глубины, вплели в мои волосы душистые лилии. Девушки в венках и льняных рубахах приветливо улыбнулись и ушли обратно, в непроглядную тьму. Я смотрела в небеса, полные звездного серебра, и гладила руками их отражение на воде. Когда-то я сказала молодому Лешему, что храню иной лес - лес человеческих жизней.

Что ж. Теперь я берегу все жизни – и людские, и навьи.