Радуга в небе

Утро готовило ей новую атаку внешней жизни. Но она осталась холодной, мертвой, вялой. За завтраком появился Скребенский. Он был бледным, уничтоженным. Друг на друга они не глядели и друг с другом не разговаривали. Не считая обычной вежливой болтовни воспитанных людей. Оставшиеся два дня они провели порознь и не обсуждали произошедшее. Они были как два мертвеца, не решавшиеся ни признать, что знакомы, ни поглядеть друг другу в глаза.

Потом она сложила вещи, оделась. Вместе с ней к тому же поезду ехали еще несколько гостей. Так что возможности поговорить не предвиделось.

В последнюю минуту он постучал к ней в дверь. Она стояла с зонтиком в руках. Он прикрыл дверь. И не знал, что сказать.

— Ты что, порвала со мной? — наконец спросил он, вскинув на нее взгляд.

— Не я, — сказала она. — Это ты порвал со мной — мы порвали друг с другом.

Он взглянул на нее, в замкнутое лицо, показавшееся ему жестоким. Он понял, что больше никогда и пальцем не прикоснется к ней. Его воля была сломлена, а содранная кожа кровоточила, но он цеплялся за свою телесную жизнь.

— Ну, а что я такого сделал? — спросил он довольно раздраженным тоном.

— Не знаю, — отвечала она все тем же тусклым, бесчувственным голосом. — Все подошло к концу. Мы потерпели крах.

Он молчал. Ее слова все еще жгли его изнутри.

— Это моя вина? — спросил он, наконец подняв на нее взгляд и навлекая на себя последний удар.

— Ты не смог… — начала было она. И осеклась.

Он отвернулся, страшась услышать еще что-нибудь. Она уже поднимала сумку, вынимала платок, перекладывала из руки в руку зонтик. Ей пора было ехать. Он ждал, чтобы это произошло.

Наконец приехал экипаж, и она уехала с остальными. Когда она скрылась из глаз, его охватило чувство огромного облегчения — от возвращения обычной приятной жизни. Мгновенно все изгладилось из памяти. Весь день он был по-детски мил, благожелателен, общителен. Он и сам удивлялся тому, как, оказывается, приятна жизнь. И как просто было избавиться от Урсулы. Все вокруг виделось ему приятным, простым, все дружески улыбалось ему. В какую же фальшь, однако, она его втянула!

Но ночью остаться одному оказалось тяжело. Его сосед уехал, и темные ночные часы явились для него мукой. С горьким ужасом он все глядел в окно. Когда же рассветет, когда рассеется темная пелена? Напрягая каждый нерв, он терпел. И уснул лишь с рассветом.

Он не думал о ней. Но мука ночных часов продолжалась, превратившись в манию. Он спал плохо, то и дело просыпаясь в тоске. Страх подтачивал изнутри.

Он придумал засиживаться допоздна, пить в компании до часу ночи или до полвторого, после чего следовали три часа сна-забытья. Светало в пять утра. Но если он просыпался раньше и видел тьму, его охватывал приступ безумия.

Днем он чувствовал себя хорошо, вечно был занят чем-нибудь преходящим, цепляясь за мелкие будничные вещи, которые в его представлении разрастались в размерах и давали удовлетворение. И какими бы пустыми ни были его занятия, он всецело отдавался им и чувствовал себя нормальным состоявшимся человеком. Он был постоянно деятелен, жизнерадостен, весел, обаятелен и банален. И страшился он лишь тьмы и молчания собственной спальни, в которых ему слышались вызов и бередивший душу вопрос. Вот этого выносить он не мог, как не мог выносить и мыслей об Урсуле. Ему не хватало духа, основы. Об Урсуле он не думал никогда, не допускал этого и не давал ей знать о себе. Она была тьмой, вызовом ему и его ужасом. Он обратился к сиюминутным вещам. Ему хотелось побыстрее жениться, отгородившись этим от тьмы, ее вызова и бередившего душу вопроса. Он решил жениться на дочери полковника. Быстро, не колеблясь, подгоняемый манией деятельности, он написал этой девушке, сообщил, что помолвка его расстроилась — это было временное увлечение, которое теперь, когда все кончено, он сам понимает даже меньше других, и не мог бы он повидаться поскорее с милым его сердцу и добрым другом? Лишь ее ответ успокоит его и сделает счастливым.

Он получил ответное письмо от несколько удивленной девушки, которая, однако, увидеться с радостью соглашалась. Жила она со старой тетушкой. Он отправился к ней немедля и в первый же вечер сделал ей предложение. Предложение было принято. Не прошло и двух недель, как была отпразднована нешумная свадьба. Урсулу об этом событии не известили. А еще через неделю Скребенский с новой женой отбыли в Индию.

Глава XVI Радуга

Урсула вернулась домой в Бельдовер слабая, смутная, замкнутая. Говорить или даже концентрировать внимание она почти не могла. Кипучую ее натуру, казалось, прихватило морозом Родные спросили, что случилось. Она объяснила им, что помолвка со Скребенским разорвана. Родные недоумевали, сердились. Но принимать это близко к сердцу она не могла.

Недели ползли медленно, вяло. Он, должно быть, уже отплыл в Индию. Но и это не вызывало у нее интереса. Она была равнодушна, ни сил, ни любопытства к чему-либо в ней не осталось.