Радуга в небе

И пока он покачивался так, что-то в воде стукнуло его по ногам, и он упал. И моментально стал задыхаться в водовороте. Он противился черному ужасу духоты, боролся, не поддавался, все глубже и глубже, все непоправимее уходя под воду. Но он продолжал бороться и в этой душной, невыносимой борьбе надеялся победить, высвободиться, но погружался все глубже, глубже. Потом он почувствовал удар по голове, тоскливой мучительной волной накатило удивление, и тьма поглотила его.

В непроглядной тьме вода понесла бесчувственное тело утопающего; она все прибывала, накатывала, заполняла пространство.

Пробудилась, поднялась на ноги скотина, завизжала собака. А утопающего все несло в темноте, крутило в черных водоворотах, и он больше не противился.

Миссис Брэнгуэн проснулась и прислушалась. Напряженным слухом она улавливала малейший шорох в вихрящейся темноте за окном. Секунду она лежала неподвижно. Потом подошла к окну. Она слушала, как барабанит дождь, как бегут потоки воды внизу. Она поняла, что муж где-то снаружи.

— Фред! — позвала она. — Фред!

Но темнота отзывалась лишь хриплым ревом мчащейся воды.

Она спустилась вниз. Она не понимала, откуда вся эта вода, которой становилось все больше. Ступив с лестницы в кухню, она почувствовала под ногой воду. Кухня была затоплена. Откуда эта вода? Она не понимала. Вода текла в буфетную и из буфетной. Миссис Брэнгуэн прошлепала по ней босиком, чтобы посмотреть. Вода бурлила и пенилась, проникая в щель входной двери. Миссис Брэнгуэн почувствовала страх. И тут вокруг ее ноги обвилось что-то принесенное потоком воды. Это был хлыст для верховой езды. На столе она заметила покрышку, подушку и сверток из двуколки.

Он вернулся.

— Том! — крикнула она и испугалась собственного голоса.

Она открыла дверь. В дом со страшным шумом ворвалась вода. Все заполнилось водой. И ее шумом.

— Том! — кричала она, стоя в одной ночной рубашке со свечой в руке, кричала в ночь, в потоп у порога.

— Том! Том!

Кричала и слушала. За ее спиной встал Фред в панталонах и рубашке.

— Где отец? — спросил он.

Он перевел взгляд с потопа вокруг на мать. Она казалась такой странной, хрупкой в этой ночной рубашке.

— Поднимись наверх, — сказал он. — Он, должно быть, в конюшне.

— Том! То-ом! — кричала миссис Брэнгуэн, и этот протяжный, неестественный, пронзительный крик пожилой женщины леденил кровь ее сына, пробирал его до костей.

Он быстро натянул сапоги, накинул куртку.

— Иди наверх, мама, — сказал он. — Я пойду и поищу его.

— То-ом! То-ом! — доносился до него звенящий, пронзительный, неистовый крик. Но ответом был лишь шум воды, мычанье встревоженной скотины и несмолкаемый собачий визг.

Фред Брэнгуэн шлепал по воде, светя себе фонарем. Его мать стояла на стуле в открытых дверях и провожала его взглядом. Фонарь освещал лишь воду, воду, сверкающие, несущиеся потоки воды.

— Том! Том! То-ом! — все звучал этот долгий жуткий крик, эхом рвущийся сквозь ночь. От этого крика у сына холодело сердце.

А бесчувственное тело утопленника болталось в воде под домом, влекомое черным потоком к дороге.

Появилась Тилли в юбке поверх ночной сорочки. Она увидела горящую на столе свечу, увидела хозяйку в дверях, взгромоздившуюся на стул, вцепившуюся в его спинку.

— Боже пресвятой! — вопила старая служанка. — Дорогу затопило, дамбу прорвало! Что делать будем?

Миссис Брэнгуэн следила за сыном, за тем, как, освещаемый фонарем, он медленно шел по насыпной дороге к конюшне. Потом она увидела темный силуэт лошади: сын повесил фонарь на стену, свет тускло освещал его фигуру, пока он возился с лошадью. Потом мать увидела поблескивающую в лучах фонаря морду лошади в дверях конюшни. До денников вода еще не добралась. А в дом вода все прибывала.

— Прибывает, — сказала Тилли. — Хозяин-то дома? Миссис Брэнгуэн не слышала.

— Он та-ам? — крикнула она громко, страшно.

— Нет, — последовал короткий ответ из тьмы.

— Пойди и поищи.

Голос матери сводил его с ума.

Он надел на лошадь недоуздок и закрыл дверь конюшни. Медленно пошел назад, плеща водой, и фонарь качался в его руке.

Бесчувственное тело утопленника потоком пронесло мимо дома Фред Брэнгуэн вернулся к матери.

— Пройду к каретнику, — сказал он.

— То-ом, То-ом! — звенело в воздухе пронзительным, нечеловеческим криком. У Фреда кровь застывала в жилах, в сердце вползала ярость. Охватывало бешенство, зачем она так кричит? Невыносим был ее вид — в ночной рубашке, на стуле, в дверном проеме, хрупкая, страшная.

— Он же распряг лошадь, значит, все в порядке, — сердито проворчал он, притворяясь спокойным.

Но спустившись к каретнику, он увидел воду, поднявшуюся на целый фут. Слышался шум воды, и он понял, что прорвало дамбу. Вода все прибывала.

Двуколка стояла на месте, но следов отца не было. Юноша попытался по воде подойти к запруде. Вода была ему выше колен, она крутила и толкала его. Он отступил.

— Он та-ам? — донесся душераздирающий крик матери.

— Нет, — резко бросил он.