Радуга просится в дом

Иногда в сердце парня закрадывалась тревога. «Может, что не ладится?..» Но нет, каждый раз, когда они оставались вдвоем с Катей, она ободряюще кивала ему головой, говорила: «Все в порядке. На днях придет доктор». Правда, Сергей живет в Углегорске уже неделю, а доктора все нет, но доктор — человек занятой, профессор; видно, не легко ему выбрать время и прийти к больному. С другой стороны, Сергей побаивался встречи с доктором. А вдруг скажет: «Э-э, братец, тут дело плохо».

Когда в голову приходили такие мысли, парень принимался за тренировки и проделывал их до тех пор, пока не выбивался из сил. Особенно много и хорошо тренировался он здесь, в доме бабы Насти. Тут и обстановка располагала к упражнениям. Комната большая, в ней много света, всегда тепло — за стеной топилась печь, и от стены незримыми волнами распространялось печное пахучее тепло. От него было уютно и весело на сердце. А тут еще простор белого поля — степь и степь до самого горизонта. Хорошо было Сергею на новом месте. Он уже пытался садиться на край койки, свешивал на пол ноги. Однажды, с помощью бабы Насти, хотел встать, но сил не хватило, ноги отказывались держать его. Даже опираясь на руки, он не мог до конца выпрямиться — кололо в пояснице, хрустело и отдавалось болью. Однако Сергей преодолевал боль. Он все чаще, по нескольку раз в день, свешивал на пол ноги. Пытался подняться на руках, сесть. Малейшее достижение ободряло его необычайно, он чувствовал, как где-то внутри, помимо его воли, зреют в нем все новые и новые силы.

Сегодня Сергей заметил в Катиных глазах не только обычную озабоченность, но залегшую в самой глубине тревогу. Заметил не сразу, а перехватив один, затем второй, третий взгляд Кати, уловив сердцем тревожную ноту в настроении девушки, в ее словах, голосе, в раскатах неестественно громкого смеха, который возникал вдруг, иногда без достаточного повода, и так же неожиданно обрывался.

Улучив удобный момент, спросил:

— Как дела, Катюша?

— Все нормально. Завтра будет доктор.

И не задержалась возле Сергея, не рассказала подробно о предстоящем визите доктора, а, едва сказав, упорхнула к этажерке, затем к приемнику, стала нервно крутить ручку, искать музыку.

Когда из приемника полились звуки вальса, Катя подхватила Ирину, пустилась танцевать. Не попадала в такт, кружилась там, где нужны были мелкие шажки, бежала и прыгала, увлекая раздосадованную подругу — во всех этих неестественных бурных движениях и жестах Сергей улавливал тревогу ее сердца.

Зинаида Николаевна тоже заметила перемену в Катином настроении. Мать Сергея проводила большую часть времени на кухне; там она помогала бабе Насте, но в те минуты, когда появлялась в горнице, бросала тревожные взгляды то на Катю, то на сына и все больше убеждалась в том, что творится что-то неладное. Боялась одного: доктор откажется от Сергея, не возьмется его лечить. Еще в Москве ее глодал червь сомнения; она подозревала, что Катя не все сказала доктору, ложно его проинформировала, выдала болезнь Сергея за другую, — словом, тысячи догадок терзали ее душу. С тех пор как эта рыжеволосая девушка побывала у них в доме, покой не приходил к Зинаиде Николаевне ни на один день. Она даже спать перестала по ночам. Тревожилось сердце матери, чуяло неладное, но как помочь делу — не знала.

Сложное чувство испытывала к Кате.

Вываренная в котле мужниного общества, где все строилось на соображениях выгоды, материального интереса, где слово не произносилось без задней мысли, Зинаида Николаевна становилась в тупик перед ребенком, выросшим в деревне. Зачем ей, этой красивой, здоровой девушке, нужен Сергей?.. Если даже он и вылечится, то его лет десять нужно будет опекать. Он ведь даже не кончил средней школы!

Одну за другой вспоминала Катины беседы с Сергеем, ее письма, встречи с врачами, все те многочисленные, длительные хлопоты, которые несла на своих хрупких плечах Катя. Наконец, этот дом, встреча на вокзале, подруги, конфеты, цветы… Нет, тут есть что-то такое, что Зинаида Николаевна не могла понять своим многоопытным умом. Нельзя сказать, что она потеряла веру в людей и не верит в бескорыстие и добро. Человек, конечно, может сделать услугу другому. Однако тут пахнет не услугой и даже не просто добром — тут целое самопожертвование. Полгода писать письма, упрашивать врача, молить, не имея ни авторитета, ни средств, — нет, тут, несомненно, действует скрытая от ее глаз пружина.

Что же за пружина?.. Любовь?.. Нет, Катя не может полюбить Сергея. Это неестественно и нелепо.

Любви тут не может быть. Но тогда что же?..

Катя на минутку выбежала из горницы.

— Баба Настя, где тут у вас вода?

Зинаида Николаевна зачерпнула из ведра стакан только что принесенной родниковой воды, подала Кате. И между прочим, как бы невзначай, спросила:

— Что доктор?

— Обещал прийти, Зинаида Николаевна.

И хотела идти в горницу, но Зинаида Николаевна, взяв девушку за руку и заглянув ей в глаза, сказала:

— Что случилось, Катя? Может быть, доктор…

— Что вы, Зинаида Николаевна! Просто он занят. Завтра я сама пойду за ним.

И побежала в горницу.

8