Радуга

Она ждет четверть часа в многолюдной приемной, откуда приглашают в святая святых магазина и где поэтому все время толпится народ. Служитель беспрестанно вызывает по телефону все новых продавщиц. С первого взгляда он определил, кто такая Рози; маленькие люди, подобные Рози, для него вообще не существуют. Выжатая как лимон, смертельно усталая Рози смотрит на дверь, на эту блистательную дверь, украшенную объявлениями. Она надеется, что за ней сидит всего-навсего скромный служащий. Она всегда испытывала страх перед служебной машиной. И все же надежда возместить ущерб, нанесенный ее мужу, пусть совсем слабая надежда, придает Рози мужество. Она пудрит веки, нос и подбородок. Если бы только ее шляпка не была такой выгоревшей и не выглядела так провинциально! Решительным жестом Рози снимает шляпку, чтобы победить. Надо остаться женщиной и бороться женским оружием. Наконец она оказывается перед письменным столом, а за столом сидит… Бедная Рози! Теперь она сложила оружие. Да, перед ней только служащий, но он знает свой долг. В его холодных маленьких серых глазках за золотыми очками Рози увидела что-то крокодилье, увидела дух фирмы; этот дух она почувствовала и в мягких, но неумолимых словах, которые произносит его узкий рот под рыжеватой щеточкой усов. Рози подавлена его отношением к ее несчастью, его совершенной бездушностью. Но когда она с мольбой смотрит на того, первого, приветливого служащего, который, стоя рядом, благосклонно ассистирует своему коллеге, господину Кёллеру, как он его вежливо представил, то и в его глазах она читает тот же девиз: каждый за себя! Не прошло и десяти минут, и Рози Мюллер узнала, что фирма, к сожалению, ни в коем случае не может возместить ей потерю, что сама публика и только публика должна заботиться о своей безопасности и что на персонал не падает ни тени подозрения (так образно он выражается); она узнала, что если бы продавщицы были повинны в краже, им пришлось бы вступить в сговор (так он сказал), а это, как показывает его долгий опыт, совершенно исключено, что сама Рози Мюллер не может поклясться, были ли у нее деньги, когда она вошла в шляпное отделение, ведь она искала их повсюду; она узнала также, что сами дамы крайне легкомысленно относятся к своим вещам и что, наконец, вообще требуется доказать, действительно ли деньги исчезли и была ли у сударыни эта стомарковая бумажка. Мало ли что случается — поневоле приходится быть начеку.

Фрау Рози сделала слабое движение рукой, она хотела показать этому господину, что он ведет себя довольно нагло, но так ничего и не произнесла. Она не смела высказать свои подозрения, ведь она была совсем одна, одна против целой машины, и она знала, что истинное горе здесь назовут комедией. Перед ней был обыкновенный служащий, такой же, как ее Гильдебранд, и этот служащий дал понять жене Гильдебранда, что свои сто марок она, возможно, решила сохранить для себя лично, чтобы купить себе какие-нибудь побрякушки.

Нет, с ними ей нечего разговаривать. Она ушла. Спускаясь в лифте, Рози вдруг ощутила отвращение к тем благам, которые предоставлял ей этот магазин, настолько острое, что попросила остановить лифт на третьем этаже и, с трудом волоча усталые ноги, всеми отвергнутая и разбитая, спустилась по лестнице. Конечно, каждый человек, соблазнившийся рекламными объявлениями, послушавшийся уговоров продавщицы, поверивший в безопасность, гарантируемую фирмой покупателям, каждый бережливый человек потребует возмещения убытков! Но не тут-то было — он сразу же натолкнется на господина Кёллера. И хотя Рози испытывала глубочайшее отчаяние, она ни минуты не сомневалась в том, что существующие законы, официальное право не на ее стороне. Да они, эти законы, и не могут быть на стороне слабого, думала она. Там, где каждый отвечает только за себя, никому не гарантирована безопасность, там наживаются как раз на тех людях, которые больше всего нуждаются в защите. Так было после мировой войны, так было во время инфляции, при мысли о которой ее все еще охватывает дрожь, так случается и в нынешнем обществе, выросшем на этой инфляции. К такому весьма стройному обобщению живой ум Рози, ум скромной учительницы, пришел, пока она спускалась на первый этаж. Тут она увидела служителя в ливрее с галунами и подумала, что и он, как и ее муж, пролежал, наверное, не менее сорока месяцев в грязных окопах под огнем, а сейчас вот охраняет богатых. Но в эту секунду Рози вышла на манящую, ослепительно яркую, раскаленную от зноя улицу, под синий, сверкающий свод небес, и улица понесла ее прочь…