Радость моя

Лена продаст родительское жильё, соберёт весь свой капитал воедино и купит им с дочкой другую квартиру, подальше от детских воспоминаний. Так начнётся их тихая и счастливая жизнь, полная простых человеческих забот и радостей.

С того страшного дня в женской консультации пройдёт 17 густых и мокрых зим, 17 холодных вёсен и капризных питерских лет.

Промозглым рождественским вечером 2009-го Мариша признается матери, что ждёт ребёнка. Так часто случается: судьба любит экзаменовать своих подопечных на одних и тех же билетах.

Немного оправившись от шока, Лена подойдёт к дочери, возьмёт её за руки и тихо скажет:

– Я рада. Честно. Но правильно ли я понимаю, что отец ребёнка не спешит разделить с тобой эту радость?

Вместо ответа Мариша разрыдается и уткнётся матери в грудь. Она будет плакать громко и долго. Лена будет гладить её по волосам и вытирать слёзы:

– Я расскажу тебе одну историю, – чуть позже скажет она. – Сядь. Это история о моей слабости и одном маленьком случае, спасшем наши с тобой жизни. Когда-то давно вот в такой же холодный вечер я чуть было не совершила самую жестокую ошибку в своей жизни.

Я пошла на аборт. Я была беременна… тобой. Там была санитарка. Она меня прогнала. Сказала: «Врачи пьяные. Приходи через несколько дней». Я и ушла. Но домой не вернулась. Пошла гулять по городу. И вот захожу я в один тёмный двор, а там окно горит и в нём две женщины: молодая и постарше. И та, что постарше, гладит молоденькую по волосам и в глаза целует. Вот как прям я сейчас тебя. – Лена поцелует Маришу в мокрые глаза.

– И столько любви между ними было, столько ласки. Во мне перевернулось что-то. Я так сильно захотела быть этой женщиной. Чтобы вот так же любить и быть любимой. Меня же никто так никогда не любил и не целовал, не утешал. Тогда я решила, что рожу тебя и сделаю всё, чтобы стать этой женщиной, если таким ребёнком мне не довелось быть.

Мариша улыбнётся и посмотрит в тёмное окно.

– Ребёнка мы воспитаем. Если уж я одна тебя подняла, то вдвоём мы тем более сможем.

– Мам, а ты заметила, что мы сейчас в точности повторяем ту картинку из твоего прошлого.

Лена замрёт.

– Представь на секундочку, – продолжит Маришка, – что сейчас за окном стоишь молодая ты и смотришь на себя в будущем. Вот прям сейчас.

– Фантазёрка, – скажет Лена и погладит дочь по волосам.

– Ну ладно, мам! Вот представь. Что бы ты передала себе?

– Не знаю, я бы, наверное, как-нибудь дала ей знать, что всё будет хорошо.

– Как?

– Ну, может быть, махнула бы ей рукой.

Не сговариваясь, обе женщины повернутся к окну и помашут в темноту руками.

За стеклом громыхнёт железный подоконник, будто кто-то резко отпустит его, и послышатся спешные удаляющиеся шаги.

На пороге вечности нас ждут любимые

У маленькой Нины пропала бабушка.

Ещё вчера на кухне она чистила девочке карпа от косточек, а сегодня её вдруг не оказалось.

Взрослые молчат и теряются в бесформенных фразах.

– Скоро вернётся. Не переживай.

Переживает.

Вечерами особенно тоскливо. Никто не чешет головку на ночь, засыпая ладонью на самой макушке, никто не шепчет «Отче наш» на ушко.

Молитва у бабушки какая-то особенная – скороговористая; слетает с губ щёлкающим шепотком и мурашками забирается за шиворот сорочки. А там и до сердца недалеко.

Несколько ночей без неё.

Гуляет. На улице темно, и падает густой снег. В конце улицы в пятне света от единственного фонаря движется чья-то фигура.

Загадала, что это бабушка. Если замереть и не шевелиться – точно будет она.

Не будет.

Слёзы бегут на стылый подбородок. Мёрзлой варежкой по щеке.

Она появится внезапно. Таким же зимним вечером, каким и исчезла. Возникнет на пороге, когда уже почти перестанешь ждать.

Пуховой платок на голове.

Тёмно-синее шерстяное пальто всё в снегу.

– Бабушка!

И рук не хватает, чтобы обнять. Резкий выдох на крике, а вдохнуть нету сил. Сознание отделяется и катится куда-то в самую глубь детского тела.

Уткнулась ей в самый живот, а на лице колючки от тающих снежинок с пальто. Только так и удержалась.

– Где ты была? Я тут ждала тебя!

Они потом сказали, что это был санаторий – не хотели расстраивать Нину долгими и непонятными объяснениями. Лучше бы расстроили, у ожидания хотя бы есть срок.

Пройдёт чуть больше десяти лет, и бабушка потеряется снова. Уже насовсем.

В этот раз она предупредит о своём уходе тяжёлой болезнью. Катастрофа от пробела в целую бабушку останется на всю жизнь. Знать бы тогда, что так мало осталось. Не отпускала бы. Эх!

Она будет часто сниться. Сначала молчаливо, потом улыбаясь, а года через три даже заговорит.

И так много десятков лет. Счастливых и не очень, ярких и притушенных, трудных и игривых. До того самого момента, пока сознание Нины не упадёт внутрь её уже дряблого старческого тела и не затеряется в космических глубинах.

А на том берегу, на пороге вечности будет ждать её она – бабушка. С тёмно-синем шерстяном пальто, усыпанном звёздным снегом.

– Где ты была? – спросит Нина.

– Я тут ждала тебя, – ответит та.

Всем потерявшимся бабушкам посвящается.

Новая жизнь

В комнате бабушки Груни что-то тревожно стукнуло.