Радость моя

Быстро открыла шкаф. Напялила последнее чистое платье, волосы стянула резинкой. Напихала кое-какие вещи в небольшую дорожную сумку через плечо. Закрыла комнату на ключ и побежала к метро. Причем выбрала чуть более длинный путь через арку и, когда почти свернула в нее, увидела в начале короткой дорожки высокую белоснежную фигуру юноши. Близорукость не позволяла различить лицо, но я не сомневалась, что это был Склянкин. Меня он не заметил. Я отпрянула назад и скрылась за углом. Приехала на вокзал, купила билет и через несколько часов уже выходила на железнодорожной станции родного города.

Папа искренне обрадовался. Он сказал, что мне названивал какой-то молодой человек.

– Отлично, говори ему, что не знаешь, где я, – обняла отца и поцеловала в щеку. Сразу после моих слов телефон снова зазвонил, издавая длинные междугородние трели. Склянкин, думаю, волновался, куда пропала его подружка. Проинструктированный папа пообещал, что, если я вдруг появлюсь дома – даст ему знать, и даже записал номер. Папа, милый папа! Я снова почувствовала, что в глазах набухают слезы. Подошла, обняла и уткнулась носом в его плечо. Папина рубашка была мятой и свежестью не пахла. Я твердо решила это исправить.

На следующий день первым делом затеяла стирку и уборку. Машинки-автомата у нас не было, и для начала всё надо было замочить, потом постирать в тазу, а затем прополоскать. А рубашки еще и накрахмалить. Пока белье ждало своей очереди, я вымыла пол в комнатах и стала оттирать кухню. Плита была в жире, стол и шкафчики заляпаны. При маме такого и вообразить было невозможно. Кухня у нас сверкала чистотой, как операционная. «Ну ничего. Сейчас всё будет как раньше. Вот если бы и душу можно было отмыть от тоски и горя!»

В холодильнике было пусто, папа питался в студенческой столовке. Поэтому на ужин мы отварили макароны и заправили их кетчупом, остатки которого нашлись на кухне. Эта деятельность отвлекла от печальных мыслей, словно я и вправду немного оттерла свою душу. Был и еще один положительный момент: к вечеру я так устала, что мгновенно уснула.

Назавтра с утра отгладила все рубашки. Теперь они были белоснежными, хрустели и пахли как надо – свежестью. Затем, наведя чистоту и успокоившись, позвонила своим подругам. Их у меня было мало, и оказалось, что почти все разъехались: Иришка отбыла на юг, Наташа была на практике. Своего бывшего ухажера Колю я не хотела больше видеть. Знала, что он, провалившись в прошлом году в медицинский, снова упорно готовился к экзаменам. После моего поступления мы не общались. Я резко забыла о нем, влюбившись в во всех сразу университетских однокурсников. Коля весь год писал письма, полные обиды, но совершенно меня нетрогавшие, и я не хотела продолжения нудного романа. Дома оказалась только Маришка. Она училась в местном педагогическом институте на преподавателя французского языка. Маришка изнывала от скуки и искренне обрадовалась моему звонку. Жили мы по соседству, и через десять минут я уже входила в ее дверь.

– Есть хочешь? – поинтересовалась Маришка. Она налила куриного бульона, и я вдруг осознала, что не ела горячего супа уже давно.

Мы сидели и болтали о мелочах, и я почувствовала себя как прежде, совершенно счастливой. Желудок был обласкан домашней едой, и это ощущение погрузило в прошлое. Всё хорошо, жизнь течет, как раньше, мы беззаботные девчонки, болтаем об учебе и мальчиках.

– Вот только в городе скучно, а мама меня одну не отпускает на отдых, – пожаловалась Маришка и вдруг закричала, – Юлька! А с тобой она отпустит! Поехали!

– Куда? И почему ты уверена, что отпустит? – рассмеялась я.

– Ой, да она всё время тебя в пример ставит, восхищается твоей ответственностью и самостоятельностью.

Я вздохнула. Конечно, было приятно это слышать, но всю ответственность и самостоятельность я бы, не задумываясь, променяла на то, чтобы целое лето просидеть дома с мамой. Да и куда мы поедем? Уже июль, путевок не купить и не достать, тотальный дефицит. Но оказалось, у Маришки был план.

В Крыму жила женщина, у которой их семья много лет снимала комнату. Маришка проводила там каждое лето. И ее мама была готова отпустить дочь вместе со мной под присмотр этой знакомой. Осталось найти средства, чтобы купить билеты, заплатить за комнату и отложить на питание. Я позвонила папе. Волновалась, что прошу так много.

– Да что за проблема – деньги, главное, чтобы разрешил! – махнула рукой Маришка.

Но я напряглась. Знала, что с финансами у папы плохо. Он не возражал против путешествия, но я почувствовала, что папа замялся, когда узнал сумму. Но еще не успела расстроиться, как услышала:

– Конечно, поезжай. Это был трудный год, и ты должна отдохнуть.

Мы с Маришкой запрыгали от восторга и сразу же отправились на вокзал покупать билеты. Взяли плацкарт, верхние полки, и отправили телеграмму хозяйке комнаты.

Через неделю отбыли на Черное море. Знакомая встретила равнодушно: получила конверт и забыла про нас. Мы оказались предоставлены сами себе. Комната, которую снимали, находилась в поселке, примыкающем к военному санаторию.