Радость моего общества

Второй момент — контакт между мной и Элизабет — было восстановить труднее, поскольку он произошел не у меня на глазах, если быть точным, то у меня за спиной. Так что приходилось рисовать себе то, чего не видел. Наши — пардон за выражение — задницы столкнулись, как две зефирины, внезапно вляпанные друг в друга. Чпок. Если б я шел на такого рода физический контакт намеренно, я был бы другим человеком. Таким, каким на самом деле не являюсь. Я бы ни за что не сделал этого нарочно, как маньяк в метро. Но я буквально впечатался в Элизабет, и во время нашей следующей встречи мы  будем гораздо ближе, чем я мог себе представить, раз уж у нас имелся интимный контакт. Ее бедра коснулись моих, а мои бедра коснулись ее. Пожалуй, это куда больше, чем выпало на долю многих мужчин, которые знакомы с ней значительно дольше.

Мой третий контакт с Элизабет, случившийся неделей позже, был абсолютно провальным, что требует объяснений. Я по стечению обстоятельств был на улице, когда Элизабет подъехала и вышла из машины. Казалось бы, что может быть будничней и спонтанней, чем моё присутствие перед "Венцом Розы". Она извлекла себя из "мерседеса", вся такая с ногами, вся такая в чулках, и приветливо мне помахала. Думаю, она даже собиралась со мной заговорить. Проблема была в том, что в тот момент снимался мой дальний план для "Крим-шоу", где меня якобы допрашивали на улице двое полицейских.

Так что когда Элизабет мне помахала, я был в лапах двух "полицейских", которые жутко переигрывали, стараясь заставить меня выглядеть виноватым, — тыкали в меня пальцами и рычали. К счастью, план был очень общий и этот погорелый театр на камере увидеть было нельзя. "Эмми" им не светила. Я, по-моему, был неплох. Никакого текста нам не давали, но попросили нести околесицу, пока будет говорить голос за кадром. Они нас не записывали, просто хотели, чтобы у нас шевелились губы, как будто мы разговариваем. Один из "полицейских" говорил: "Я разговариваю, я разговариваю, я шевелю губами, и кажется, что я разговариваю". А потом вступал другой: "Теперь я разговариваю, я шевелю губами, как будто разговариваю". Потом они обращались ко мне: "Теперь ты разговаривай, просто шевели губами". И я говорил: "Я разговариваю, я разговариваю, как будто я с вами разговариваю". И так далее. Я не мог помахать Элизабет, несмотря на то что она помахала мне, ибо тогда съемка пошла бы насмарку. Вид у меня, наверное, был странный, потому что, несмотря на восьмидесятипятиградусную жару, я был одет в синюю парку с кровавым пятном, чтобы казаться на экране еще подозрительней. Всё это вряд ли обрадовало Элизабет — в особенности если она была хоть как-то склонна рассматривать меня в качестве нового мужа.

Меня всегда изумляло, сколько всего таится в мозгу до тех пор, пока однажды без всякой причины не всплывет и не появится. Той ночью в постели в моем сознании возникло лицо Элизабет, и я отчетливо разглядел, что у нее серо-зеленые глаза. Я и не подозревал, что мне известен этот маленький фактик.

* * *

В воскресенье я решил развеяться — сходить в аптеку и поглядеть на Зэнди. Это не обычное разглядывание девушек. Зэнди работает в аптеке за высоким прилавком. Ее видно только от шеи и выше, когда она проплывает с одного конца стойки на другой. Если я захожу в нишу, где стоят телефон и автоматы с кока-колой, мне выпадает увидеть Зэнди с точки зрения ее коллег — ее аптечно-белое облачение на ее аптечно-белой коже. Она истинная калифорнийская девушка за исключением того, что ее лица никогда не касалось ни солнце, ни косметика — только люминесценция ламп на потолке. Волосы у нее почти неприбраны и спадают на плечи таким количеством прядей и локонов, что я изнемогаю от желания завести маленькую доску для серфинга и со свистом носиться среди ее кудрей. Относительно Зэнди я никаких планов не строю, потому что отказ бы меня доконал. Плюс к этому она природная блондинка, а я предпочитаю, когда волосы выглядят крашеными, как у Элизабет.

"Верное средство" великолепно антисептично. Готов спорить, каждый вечер полы из шланга поливают изопропиловым спиртом. "Верное средство" — ось, вокруг которой вращается мой скрипучий мир, и я оказываюсь здесь дважды или трижды в неделю в поисках какого-нибудь редкостного предмета обихода, например суровой марли. Как и всякая аптека на свете, эта набита безумными товарами, напоминающими мне рекламу девятнадцатого века — "восстановитель волос!", "возбуждающий эликсир!". В наши дни имеется солидный процент товаров, которые и впрямь помогают, но рядом с ними в витринах лежат наполненные жидкостью стельки якобы от варикозного расширения вен.