Те индивиды, кому удалось выжить после утраты любви в детстве, испытывают сильный страх перед разрывом имеющихся у них связей. Некоторые из таких лиц даже заявляют, что лучше плохие связи, чем никакие. Сама мысль о возможном одиночестве прямо-таки повергает многих в трепет. Она пробуждает в памяти чувства, существовавшие у такого человека в детстве, когда выживание было напрямую привязано к членству в семье. Помимо этого, она соотносится с тем фактом, что бытие в одиночку заставляет человека жить, что называется, в самой непосредственной, интимной близости к собственному Я. Если это Я является чем-то слабым, ненадежным и неопределенным, то бытие наедине с самим собой не доставляет никакого удовольствия. Однако чувство отсутствия безопасности, которое затрудняет человеку жизнь в одиночку, одновременно ставит его в невыгодное положение и при совместной жизни с другим индивидом. Такой человек нуждается в наличии связи для ослабления неизменно мучающей его эмоциональной боли, но эта боль никогда не снимается через посредство другого лица. В результате человек становится все более и более зависимым и подчиненным. В конечном итоге все это завершается физическим унижением, которое, впрочем, кажется отдельным людям предпочтительным по сравнению с эмоциональной болью от постоянного пребывания в одиночестве.
Разрядка эмоциональной боли достигается с помощью плача, который облегчает и частично снимает состояние хронической зажатости в теле. Чтобы плач оказался эффективным, он должен быть столь же глубоким и сильным, как владеющая человеком боль, и он должен сочетаться с убежденностью данного человека в том, что поиски кого-то, кто смог бы воскресить блаженство детства с его невинностью и свободным привольем, абсолютно безнадежны. Одновременно с плачем человек должен заниматься возведением более сильного и прочного Я, достигая этого за счет роста энергетики тела и более отчетливого восприятия собственного гнева. Жертва предательства будет в норме испытывать немилосердный гнев против предателя. Но как поступать с подобным гневом, если предателем оказывается один из родителей? Когда объектом предательства является маленький ребенок, выживание которого зависит от родителя-изменника, то гнев приходится подавить. Однако для того, чтобы подавить в себе столь мощное чувство, нужно «встроить» в свое тело колоссальное напряжение. Столь сильное напряжение подрывает в человеке ощущение собственного Я и увечит его способность проявить агрессивность при удовлетворении любых своих нужд и потребностей. А ведь без способности сражаться человек навсегда становится жертвой, которая видит в качестве цели выживание, а вовсе не обретение радости.
Я как-то консультировал мужчину в возрасте под пятьдесят, который жаловался на ощущение напряженности вокруг талии, а также на беспокойство и чувство тяжести в животе, длившееся у него уже долгие годы. Этот господин, которого я стану называть Гарри, в течение долгих лет подвергался самым многообразным разновидностям терапии, включая традиционный психоанализ, однако аналитикам никак не удавалось совладать с указанной проблемой. Гарри был крепким, хорошо выглядящим мужчиной, профессиональная деятельность которого протекала вполне успешно, да и брак, по его словам, тоже был удачным. Сам он был практикующим врачом, как и его отец до выхода на пенсию. Будучи доктором, Гарри был знаком с рядом литературных источников, посвященных проблематике «тело—разум». Его беспокоило, что, невзирая на самые разные использованные виды терапии, его состояние никак не улучшалось. Он был в курсе основных идей биоэнергетического анализа, но сам никогда не подвергался ему. Меня рекомендовали ему как авторитетного и знающего специалиста.
Внимательно взглянув на тело Гарри, я удивился тому, насколько мало чувства показывала вся его нижняя половина. Хотя на вид его ноги казались нормальными, при чуть более пристальном рассмотрении они выглядели безжизненными и слабыми. Ягодицы у него были плотно стиснуты, в результате чего бедра и стопы были развернуты наружу. В пояснично-крестцовом отделе спины мне была отчетливо видна полоса напряжения, но сам Гарри не чувствовал в этой зоне никакой боли. Указанное омертвление, явственное в нижней половине тела Гарри, пребывало в резком контрасте с кажущейся витальностью его верхней половины, где наблюдалась хорошо развитая мускулатура. Когда я обратил внимание Гарри на все это, он согласился с обоснованностью моих наблюдений. Хотя до этого ему уже приходилось работать с другими терапевтами на телесном уровне, ни один из них не разглядел указанного отклонения, смысл которого был для меня более чем очевиден. Личность Гарри была подорвана сильной угрозой из-за опасения перед кастрацией, результатом чего явилось отсечение чувств в нижней части его тела.