Радость. Как наполнить тело энергией, а жизнь счастьем

Однако, хотя приведенный анализ вполне обоснован и прекрасно аргументирован, он не принимает в расчет чувства любви, выражаемого и Дианой, и Рейчел по отношению к тем унижающим и оскорбляющим их мужчинам, с которыми они связали свою жизнь. У меня сложилось убеждение, что эти любовные чувства были неподдельными и что без их наличия обе упомянутые женщины не могли бы подчиниться унижающему и оскорбляющему их отношению. Мысль о том, что человек может любить своего палача, покажется вовсе не столь уж странной, если мы вспомним и поймем, что в детстве палач являлся одновременно мальчиком, любящим своих родителей. Отец Рейчел любил ее, невзирая на тот факт, что вел себя с ней развратным или, по крайней мере, соблазняющим образом и был к тому же не в состоянии защитить ее от нападок своей жены. Да и для маленькой Дианы отец был источником подлинной радости, и она любила его всей своей чистой детской душой. Как любящий родитель, он неявно обещал дочери всегда быть наготове и немедленно оказать помощь, как только она почувствует нужду в нем. Его промах состоял в том, что он не выстроил свою жизнь в соответствии с этим подразумеваемым обещанием, и в этом же состояло его предательство. В следующей главе мы увидим, что подобное верно и применительно к такому отцу, который сексуально злоупотреблял своей дочерью.

Для ребенка подобное предательство оказывается западней, поскольку он воспринимает измену со стороны родителя в большей мере как результат слабости, нежели как выражение враждебности. Ребенок с присущей ему утонченной сверхчувствительностью может ощущать родительскую любовь даже в тот момент, когда его наказывают или как-то иначе причиняют боль. Ребенок воспринимает чувства, лежащие намного глубже их внешних, поверхностных проявлений, и верит им. Все выглядит так, словно ребенок верит, что унижение, исходящее со стороны родителей, представляет собой выражение их любви. Рейчел до сих пор убеждена, что мать любила ее, хотя и извращенным образом, и что регулярные побои служили проявлением этой ее садистской любви. У детей существует сильное убеждение в том, что люди, которым они безразличны, не станут их обижать. Ребенок вполне мог бы сказать: «Если то, что ты меня любишь, на самом деле правда, то почему бы нам вместе не подтвердить это на деле? Я готов сделать все возможное, чтобы помочь в этом». В действительности такое заявление свидетельствует, что данный ребенок готов капитулировать и принести себя в жертву, чтобы обрести столь нужную ему любовь.

Если мы вспомним, что ребенок – невинное создание, то сумеем понять, что он не в состоянии ни охватить и постигнуть зло как понятие, ни иметь с ним дело. Однако с нашей стороны было бы весьма наивным не признавать факта существования зла в мире людей. Зло действительно отсутствует в естественном мире живой природы, поскольку его обитатели не вкушали плод с древа познания и не отличают добра от зла. Они совершают только то, что естественно для их биологического вида. Человек отведал запретный плод и был за это проклят тем, что познал наличие зла, против которого он стал бороться. В некоторых людях зло настолько сильно, что его можно прочесть в их глазах. Много лет назад нам с женой довелось ехать в поезде метрополитена, и мы случайно взглянули в зрачки женщины, сидевшей напротив. Оба мы были прямо-таки заворожены злом, которое таилось в этих глазах. Поскольку каждый из нас видел одно и то же, невозможно сомневаться в подлинности наших впечатлений. Такой пропитанный злом взгляд мне приходилось видеть у других людей крайне редко, но еще один случай запал мне в память и в свое время сильно потряс меня. Мать и дочь консультировались у меня по поводу состояния дочери. Моя оценка симптоматики дочери подтверждала диагноз, пограничный с шизофренией. В процессе беседы-интервью, на котором присутствовали они обе, дочь сделала какое-то негативное замечание по поводу матери. Та в ответ бросила на девочку взгляд, напитанный такой черной ненавистью, что я был просто шокирован. Этот взгляд был полон не гнева и даже не ярости, а чистейшей ненависти. Если бы взгляд мог убивать, этот вполне мог бы привести к подобному исходу – настолько он был разрушительным, деструктивным. Но ведь эта мамаша только что провозглашала любовь к своему ребенку, хотя на самом деле это было полной противоположностью ее истинным чувствам. Никакой ребенок не в силах совладать с двумя столь противоречащими посланиями, исходящими от родителя, и сохранить при этом душевное здоровье. В личности этой матери имелась весомая часть, состоящая из стопроцентного зла, которое она маскировала словами о любви и заботе. Истоки зла в ее натуре состояли в отрицании той ненависти, которую она питала.