Радио Судьбы

Последний раз он слышал эту интонацию от отца очень давно. Он не знал, что такое месяц или год, поэтому просто считал, что это случилось очень давно.

Папа собирался на какую-то важную встречу. Ваня не знал наверняка, куда именно, но прекрасно понимал, что эта встреча очень важна для него.

Вечером они с мамой долго разговаривали о каком-то повышении. Это казалось странным, ведь папа и так был высоким. Как его еще могли повысить? Это одновременно радовало и пугало Ваню. Он боялся, что папа вернется с этой встречи очень большой, и ему придется нагибаться, чтобы пройти в дверь.

Но мама, напротив, совершенно этого не опасалась. Она улыбалась и наливала папе чай: чашку за чашкой, как он любил, с жасмином. И Сержик – а уж Сержику то Ваня доверял безоговорочно! – тоже улыбался и с чем-то поздравлял отца.

Ваня тайком толкнул брата локтем в бок, поднял руку над головой и постарался произнести это заковыристое слово: «повышение». У него это не сразу получилось, поэтому пришлось повторить. Сержик кивнул, потянулся за новым куском торта со взбитыми сливками (единственная пища, которую он не хотел бы получать в виде солнечной энергии) и положил себе на тарелку.

– Понимаешь, доблестный кавалер... Повышение – это такая штука... – Он замолчал, и Ваня терпеливо ждал. Если уж сам Сержик толком не знает, что такое повышение, значит, дело и впрямь непростое.

– Это... – Сержик пощелкал пальцами и наморщил нос. Он всегда, когда задумывался, подтягивал верхнюю губу, обнажая крупные зубы, и морщил нос, и от этого становился похож на Хрюшу и Степашку одновременно. Ване это нравилось. Он смеялся. В его личном рейтинге смешных физиономий выражение задумчивости на лице Сержика стояло на втором месте. На первом была мама, читающая книгу. – Одним словом, это значит, что мы купим новую машину и ты будешь каждый день есть мороженое.

Слова про новую машину Ваню совсем не задели. На его взгляд, и старая была не такая уж старая, но мороженое...

Он целый вечер ходил и радостно гудел: «По...ы-ы-ы-ы-ее...» Каждый день мороженое? Нет, эта штука стоила того, и нельзя было относиться к ней несерьезно.

На следующий день мама встала рано утром и принялась гладить папину рубашку, выстиранную накануне. Красивый темно-синий костюм висел на плечиках. Мама его погладила вчера, потому что костюм должен повисеть. Костюм мало просто погладить, ему еще необходимо повисеть, и это Ваня знал.

Мама управилась быстро и пошла на кухню готовить зав трак. Папа тоже встал и плескался в душе. Затем он намажет лицо чем-то, похожим на взбитые сливки (но только это никакие не взбитые сливки, а сплошной обман, и это Ваня тоже знал) и будет снимать пену с лица короткой изогнутой палочкой – бриться. Ладно, его можно понять: наверное, он хочет быть похожим на маму – таким же гладким и душистым. Если папе долго не мазать лицо фальшивыми сливками и не водить палочкой, он становится колючим. Но все это ерунда. Сейчас Ваню тревожило вовсе не это.

Он видел страшную ошибку, которую допустила мама. Видимо, она отнеслась к идее повышения не слишком-то серьезно. А все дело в том, что она не любила мороженое. Она его совсем не ела.

Минуты тянулись, ничего не подозревающий папа мылся в душе, мама возилась на кухне, и, похоже, никому не было дела до того, что повышения может не случиться. А это означало -только одно – мороженого не жди.

Ну конечно, откуда взяться мороженому, если повышения не будет? Да, мама молодец. Она отгладила костюм и даже повесила его. Она выгладила рубашку. Хорошо выгладила. (Ваня подошел и понюхал бледно-голубую рубашку. Пахло очень вкусно – свежими цветами.)

Но она совсем упустила из виду одну деталь. А галстук? – Как же галстук – темно-синий, с голубыми и красными полосами? Ведь его тоже нужно было погладить?

Ваня долго не решался: трогать утюг ему не разрешали. Но... Слишком уж серьезное это было дело – повышение.

Он тихонько подошел к костюму, висевшему на дверце шкафа, снял с плечиков галстук и отнес его на гладильную доску.

Он все сделал правильно: аккуратно разложил его, так, чтобы на ткани не было ни единой складочки, пошлепал ладонями и слегка растянул. Узкий конец свисал до самого пола, но его-то гладить было вовсе не обязательно. Ваня видел, как папа засовывает узкий конец под рубашку, а уж на этом повышении – чем бы оно ни было! – никто лазить папе под рубашку не будет. Под рубашку лазит врач, но он никогда не дает за это мороженого.

Ваня смотрел на утюг. Он боялся прикоснуться к нему – знал, что утюг еще горячий. Мама вытащила вилку из розетки, и теперь ему придется все делать самому. Он осторожно взял вилку и поднес два зубца к двум маленьким дырочкам. Прицелился и попал, а затем толкнул вилку глубже. В том месте, где шнур входил в утюг, загорелась маленькая лампочка. Ваня улыбнулся. Все было правильно.