Радио Судьбы

– Во-во! – обрадовался старик. – И Серега был такой же. Тогда из армии просто так не увольняли. Это уже потом, лет десять спустя, все лишние повалились из нее, как... – Он покрутил пальцами, подбирая нужное слово. Не нашел и решил пропустить. – Как из-под коровьего хвоста. Но Сереге повезло. Да, в общем-то, и армии тоже. Ты, конечно, – он стал серьезным, – не думай, что я очерняю, так сказать. Толковых ребят всегда было больше. Но... бывало всякое. Я ж, собственно, начал про Барона...

Ластычева несло Он наконец-то обрел благодарного слушателя, который готов был терпеливо сносить любые рассказы, байки и откровенные выдумки. Теперь, после стольких лет, Ластычев и сам не разбирал, что есть что.

– Кстати, солдат, как тебя зовут?

– Ваня.

– Отличное имя. Ну а меня можешь звать «товарищ подполковник».

– Товарищ... под... под... поло... – Второе слово никак не давалось.

Ластычев махнул рукой:

– Ну, комбат, если проще. Скажи – комбат.

– Комбат, – неуверенно произнес Ваня. – Комбат, – повторил он.

– Вот так, молодец. Сейчас мы с тобой будем выходить из окружения. В этом деле я мастер. В восемьдесят втором году я вывел из окружения целую роту. Было это под... Не важно. – Он сплюнул под ноги. – В общем, это было, солдат. Я потерял всего четырех бойцов. – Он шумно вздохнул. – Да-а-а...

– Потерял? – Ваня представил, как старик ведет за собой много людей в темном лесу, вроде как здесь, рядом с Бронцами, но только ночью. И четверо из них заблудились и потерялись. На всякий случай он решил не отходить далеко от комбата.

– Потерял, солдат. Грех на мне. Но ты должен понять – там была такая заварушка... – «Почти как сейчас», – промелькнуло в голове Ластычева, но он оборвал свои воспоминания. Знал, что ни к чему хорошему это не приведет. – А потом наш командир полка, подполковник Севастьянов, вручал мне орден.

Ну, знаешь, такая звездочка – вешается на грудь. Понимаешь, о чем я!

Ваня кивнул. Он шел за странным стариком, на плече у которого болтался автомат, и вдруг подумал, что ему очень хочется взять его за руку. Так было спокойнее. Недавний страх рассеялся, как пороховое облачко выстрела, который едва не стал роковым.

– Вот так... Командир был от бога, – сказал Ластычев, подумав: «Ею бы сюда. Уж если он бы не смог разобраться во всей этой ерунде... Во всем этом ИДИОТСТВЕ...»

– Тогда пиши пропало, – добавил он вслух, не замечая, где кончаются мысли и начинаются слова.

Редкий подлесок закончился, и они вышли на открытое пространство. До берега оставалось немногим более двухсот метров.

– Эй! – услышали они крик.

Ластычев резко обернулся, рука схватилась за автомат. Он заметил, что Ваня быстро спрятался за него, и усмехнулся.

– Не бойся, солдат! Тебя я не потеряю.

– Папа... – сказал Ваня и...

Он не рванулся навстречу, не закричал в ответ. Он не выглядел обрадованным. Наоборот, он уцепился за рубашку Ластычева и прижался к его плечу.

– Папка твой? – Ластычев перевел взгляд с фигуры, бежавшей к ним и размахивавшей руками, на мальчика. – Ага, ну понял... Не дрожи, солдат! – сказал он и увидел, что лицо мальчика сморщилось, из глаз потекли слезы.

– Это... Ты это... Ефрейтор! – рявкнул он. И это подействовало. Мальчик вытянулся по стойке «смирно» и перестал дрожать. Почти перестал. – Отставить слезы! Разберемся.

Он опять посмотрел на приближающегося мужчину, зачем-то щелкнул пальцами и стал ждать.

Николай, увидев, что никто не собирается от него убегать, перешел на шаг.

Голос, прочно засевший в голове, как рыболовный крючок – в пальце, изменился. Он изменился за последние несколько минут. Он по-прежнему был очень властным и мог причинить чудовищную боль, но теперь в нем не слышалось былой уверенности.

Он паниковал. Кричал и срывался на визг. Он чего-то боялся. И, кажется, Николай знал чего. Точнее, КОГО боялся этот голос.

«Ваню!» Эту мысль он постарался спрятать как можно глубже, даже не в голове, а где-то в шее, но все равно опасался, что мстительный голос рано или поздно ее найдет. Обнаружит и... разозлится еще сильнее. Когда он понял, что бессмысленно пытаться открыть дверь в дальнем углу бункера, голос приказал ему вернуться наверх, засесть в кустах рядом с будкой и ждать.

Николай послушно ждал, и голос щадил его. Голова болела, но не сильно. Не ТАК сильно, как полчаса назад. Голос... словно берег его, не хотел расходовать понапрасну.

Николай сам не знал, сколько просидел под кустом – в каком-то странном сумрачном оцепенении. Он чувствовал себя машиной, работающей на холостых оборотах – двигатель тарахтит, но особо не старается. Работает ровно настолько, чтобы не заглохнуть.

Так и он. Сидел, тупо уставившись в одну точку, ожидая приказа, он не слышал биения сердца, не замечал, чтобы грудь вздымалась, наполняя легкие воздухом, ноги от долгого сидения в неудобной позе не затекали, руки... были чужие, как две деревяшки. Голос не хотел, чтобы он двигался, и он не двигался.