Радио Пустота

– Неужели мой мир такой? – Спросил я у Герды, когда она перестала меня целовать. Неужели я мог придумать такую хрень? Всех этих людей? Все …ЭТО?

– Да, – утвердительно сказала она, – и скоро это станет реальностью, для всех. Все будут жить так, как придумал ты.

– Мне страшно, – сказал я тихонечко Герде и обнял ее. Я умер, я полюбил птицу смерти и…я создал ад на земле. Как мне жить то после всего этого?

– Жить нужно здесь и сейчас. Все дело, возможно, в свободе выбора? Ты придумываешь людей свободными от твоей воли. А они, чудят, творят что попало и в итоге обвиняют тебя. Ведь это ты дал им эту удочку. Вот, только не объяснил как ей пользоваться. Забыл самую малость. И вот, они уже бьют своего создателя в нос. И, поверь мне. Это только цветочки. Бывало и круче. Как ты там сказал, шуруповертом к кресту?!

– Было дело, – мрачно кивнул я

– Иди выспись, здесь для тебя комнату приготовили, – сказала она.

– Надеюсь, не в гробу? – Съязвил я, и проводил ее усталым и влюбленным взглядом.

– Ладно, ни пуха ни пера тебе, – крикнул Сидоркин в след и закрыл за мной дверь.

Я осмотрелся и пошел вперед. Разговор наш, я старался полностью выкинуть, стереть. Мне не хотелось и думать о том именно факте, что я и есть виновник всего дерьма в мире. Я не хотел ни верить в это, ни знать правды. Скоро, все будет так же, как и в моей жизни. Но, зачем тогда я придумал для себя такую плохую жизнь? Что, не мог придумать себе другой мир? Мог бы быть большой и скользкой медузой. Барахтаться где нибудь в мировом хаосе и питаться микроорганизмами. Мог бы, быть кометой или луной. Такой большой и желтой луной. Висеть над миром и молчать. Но я придумал маршрутки и рынки, ментов и олигархов, сквозняки и болезни, гопников и умников. Все, все, что крутилось сейчас в моей голове, был мой собственный мир, который я воспроизвел. Зачем же он нужен, такой мир? Со всеми этими грязными вокзалами и шлюхами. Бандитами и наркоманами? Зачем я придумал все так паршиво? Ведь на баб моих мне хватало больше фантазии. Я придумал ад. Я придумал …АД. Мне было стыдно. Я шел и силился что – бы не заплакать или не завыть от отчаяния. Нос болел. Как вдруг, увидел своего босса. Я подошел к выемке в стене и стал внимательно наблюдать за ним.

***

В кабинете директора радиостанции было душно. Он сидел в расстегнутой, пропитанной потом рубашке и все время обдуваясь, утирался платочком. В кабинет вошла та самая секретарша, что принимала меня на работу.

– Ну что, вы послушали все? – Сказала она натружено и пыхтя.

– Что, жара? – Ответил он вопросом на вопрос.

– Не то слово, – ответила она и присела наглым образом на самый краешек стола, – сегодня девять дней как этот чудик под трамвай попал, отмечать будем?

В ее словах совсем не было сожаления, – подумал я, – мне кажется, с таким же выражением лица зачитывают приговор в суде. И зачем я тебя придумал? Суку такую.

– Давай помянем, – устало произнес директор и достал из бара бутылку вискаря.

– Фу, меня сейчас стошнит, – сказала она и поморщилась, – в такую жару пить теплое спиртное, это не для меня. А вы читали его наработки на следующие ночи?

– Нет, – устало сказал директор, – мне хватило прослушанных эфиров.

– Вот, – она бросила на стол мою тетрадь и усмехнулась, – здесь он делал записи, для своих дурацких программ.

Директор аккуратно пододвинул к себе тетрадь и начал торжественно зачитывать мои заметки:

В понедельник, многие начинают новую жизнь. Ну, или пытаются. Сухарев же, в этот понедельник, решил начать свой дневник. Решение далось не просто. Ни то что – бы весть о конце света была ему нова? Нет, скорее он решил планомерно подготовиться к нему, избежав всеобщей истерии. Жизнь у Сухарева дала трещину несколько недель назад. Приехали теща, и по прогнозам, кажется надолго. Достав из закромов толстую амбарную тетрадь, он ловко пристроился на стиральной машинке и начал изливать душу. Свежи излитое предназначалось, по задумкам самого Сухарева, тому немногочисленному человечеству, что перешагнув злополучное двадцать первое декабря, впитает его чтиво и …как некое культурное наследие… как оттиск в камнях времени… в вечность… в вечность… в вечность….

Ну… или кому ни будь.

– А это дневник? – непонимающе спросил он и отхлебнул виски.

– Скорее да, чем нет, – скупо ответила она, – Впрочем, обратимся к первоисточнику.

Директор еще отпил, покряхтел и продолжил чтение вслух…

1 декабря

Теперь все говорят, «На самом деле». Я так не говорю. Я говорю, «епа сыч», вот так я говорю… на самом деле! Вчера вечером закрылся в ванной, решил начать писать дневник. Включил воду, что бы мыслей неслышно было. Под дверью кто – то дышит, шебуршит, живет – одним словом. Думал кот.

– А кто это у нас в одиннадцать часов мыться нарезался? – затейливо так, спрашивает, мать ее. Теща по – нашему. Пришлось напиться. Вышел во двор, свежо, минус восемнадцать, маршрутки тянутся с обкаканными попками. В воздухи легкий запах придури. Поехал в гараж. Э —эх, займи но выпей! И… Джокович еще, слесарь сантехник наш, то ли болгарин то ли серб. Пес с ним, главное пьет как русский.