Радио Хоспис

Стас сбавил скорость, пытаясь разглядеть номера домов. Наконец нашел шестой и свернул в огромную арку. Строение «два» мало чем отличалось от строения «один». Тот же конструктивистский ампир, вырастающий над запущенным двором. Никому не нужные рекламные листовки и газеты липли к мокрому асфальту. Фонари горели через один, половина окон первого и второго этажей были забиты фанерными листами. Почти все окна выше были темны. Большинство экономило на электроэнергии, а кое-кому ее просто отключили за неуплату.

Под бетонным козырьком подъезда стоял и курил в кулак Ник Спайкер. Из-за его правого плеча виднелся приклад «Лес Пола». Спайкер был одет в военного образца куртку, даже в тусклом желтоватом свете фонарей были видны невыгоревшие места на рукаве и плечах, там, где раньше были нашиты погоны и шеврон.

С парковкой во дворе проблем не было. Единственная машина стояла у самого угла здания. Стас не смог определить модель и сильно сомневался, что та на ходу. Он поставил «студ» как можно ближе к подъезду, надел шляпу, поднял воротник пиджака и бегом пересек пространство до защищенного козырьком участка.

– Вечер добрый! – Спайкер протянул Стасу руку. Ладонь была холодной.

– Привет. Уверены, что это наш жмурик?

– Ублюдок уверен, ветер в спину. Сорвал меня с танцев. Там такую девчонку уже зацепил, закачаешься…

– Привыкай. У детективов с личной жизнью всегда непросто. Поднимаемся?

– Сейчас, докурю. Про Стену слышал?

– Нет, ехал без радио.

– Большой прорыв. – Ник сделал последнюю затяжку и бросил окурок под дождь. – Целый участок смели, Стену слегка порушили. Стая голов в сотню, говорят. Три взвода положили, мрази. Мои ребята, правда, в стороне стояли. Раньше. Сейчас не знаю.

– Так позвони.

– Им сейчас не до этого. Стая ушла вглубь и разделилась. Одну группу вроде как нашли, сдерживают. А вторую проморгали. Так что позвоню попозже.

– Хреново. Значит, снова введут осадное положение. Нас на дежурства будут снимать на блокпосты. Как в позапрошлом году.

Спайкер пожал плечами, мрачно глядя в темноту.

– На самом деле, если они лесами пройдут и их не запасут, то во Втором Периметре будут уже завтра. У них по голодухе скорость знаешь какая?..

– Представляю. Ты не мрачней, Спайкер. Не так уж часто заставы с места на место кидают.

Ник нахмурился еще больше.

– Вообще-то частенько. Чтобы не застаивались. Особенно «труперов». Пехтуру не жалко, все дела.

Дождь кончился внезапно, как будто кто-то там, наверху, крутанул ручку пожарного гидранта. Стало тихо, только с улицы летело автомобильное разноголосье и иногда начинал свистеть ветер, но как-то неуверенно.

– Ладно, пошли. Утро, как говорится, вечера мудренее.

– Русская пословица, – сказал зачем-то Стас. Прозвучало как оправдание.

Как ни странно, подъезд был освещен. Стас попытался вспомнить, включено ли освещение подъездов каким-нибудь процентом в общую сумму платы за электричество. Но не вспомнил. Возможно, такие вещи оплачивались из кармана государства. Как свет уличных фонарей, например.

В целом подъезд был как подъезд, ничем не отличался от других домов средней руки. Тот же голый кирпич стен, узкие пролеты, стальные двери тамбуров.

На пятачке перед дверьми на пятом этаже их поджидал Югира. Они молча пожали друг другу руки и вошли в тамбур. Вешалка с зимней одеждой, какой-то ящик, на нем велосипедные колеса. Как обычно, для постороннего непонятно, что кому принадлежит. Внутренняя дверь, ведущая непосредственно в квартиру номер 57, была открыта.

Стас вошел и неприятно поморщился. Планировка однокомнатной квартиры убитого была копией его собственной. Ничего в принципе удивительного в этом не было. Во время массовой перестройки жилищного фонда не до разнообразия планировок было, типичные схемы лишь слегка подстраивали под особенности домов. Стас хорошо помнил время, когда на период перестройки жильцы выселялись в палаточные лагеря. Сам он этого избежал, поскольку сначала жил в общежитии Управления, а когда взялись и за его перепланировку, ему подфартило с квартирой в уже перестроенном доме. Только внешний лифт сделали позже. В областных городках эти перестройки идут до сих пор. Дома обшиваются внешними конструкциями. Затем достраиваются в высоту, радикально переделываются внутри. Улицы превращаются в ущелья. Городская зелень начинает чахнуть, ей не хватает солнечного света. Самые просторные автомагистрали в черте города превращаются в час пик в труднопроходимые, почти непроходимые и мертвые. Города растут ввысь и – значительно медленнее – вширь, но население прирастает стремительнее. И времени на разнообразие планировок как не было, так и нет. А потом ты приходишь по служебной надобности в квартиру убитого и узнаешь в ней свою. Это было не странно, это было в порядке вещей. Но каждый раз одинаково неприятно.

Заходя, Стас обратил внимание на потускневшую медную табличку на внешней стороне двери: «Нугзар Гегечкори. Инженер».