Радио Хоспис

А дождь не кончался, он не желал униматься, он был упрямее всех этих людей, и людской суеты, и суеты слайдов диапроектора. Они жались друг к другу и зябко ежились в очереди за продуктовым пайком. Война уже кончилась, но иногда казалось, что беды только начались. А вместе с ними пришло время отчаянных контрастов, когда мимо одетых кое-как людей, затемно занимавших очередь в магазины в надежде (часто напрасной) отоварить карточку на хлеб, мыло, керосин, сухое молоко, проезжали блистающие хромированными деталями автомобили. За углом гремела музыка ресторана, а в подворотне умирали от голода, от отчаяния… Это было страшное время, и дождь тогда лил почти не переставая. По крайней мере, так помнил Стас.

Дождь, дождь, ливень. У него нет множественного числа, он один растянулся над всей территорией его жизни, а за ней, за этой территорией, за дождем и нет ничего.

* * *

Он вглядывался в ливневую завесу, силясь разобрать за серой рябью хоть что-то. Но почти ничего не было видно уже в двух шагах. И правда, как будто ничего. Идеальное время, чтоб перегрызть мне глотку, подумал Стас и снял с плеча «Бисирич».

– Что там? – тут же вскочил в своей будке абсолютно сухой, закутанный в плащ-палатку Сума.

– Ничего, – крикнул в ответ Стас. – Проявляю бдительность.

Долгими были эти два часа. И не спас плащ с капюшоном, Стас вымок до нитки, как вымокал в последний раз, наверное, тогда, в депрессивные послевоенные годы. Но тогда у него была хитрость, о которой теперь забыл, да и вспомнил бы – вряд ли пришла бы в голову мысль использовать. Тогда он поддевал под рубашку шерстяную безрукавку, а шерсть греет даже мокрая… Наконец их сменили. Они вернулись под крышу, в относительное тепло и сухость бетонной постройки. Стас скинул с себя всю одежду, развесил на мехах батареи, забрался под шерстяное одеяло. Ему стало хорошо, и глаза сами слипались, и вообще это было уютнейшее место – солдатская кровать. Но он все же дал себе несколько минут на то, чтоб неторопливо выкурить сигарету. А потом положил-сложил голову на подушку и мгновенно уснул.

* * *

Его растолкали бесцеремонно и, кажется, уже через минуту после того, как он закрыл глаза. Часы на стене утверждали обратное, но Стас не верил, что проспал почти два часа. Весь его организм возражал против этого. Какой-то парень стоял над его кроватью и что-то говорил, Стас никак не мог сообразить, о чем речь. Наверное, снова пришла его очередь идти под дождь, подумал он сначала. Но потом сквозь плотную дымку недосыпания проникло слово «телефон». Оказывается, звонили из Управления. Черт побери… Стас, мотая головой и усиленно моргая, сначала сел на кровати, а потом заставил себя встать. Только один человек мог звонить – Югира. Даже для непосредственного начальника у него появилась дурная привычка делать звонки именно тогда, когда непосредственному подчиненному чертовски надо выспаться. Шаркая подошвами кое-как натянутых на босу ногу до омерзения сырых ботинок, Стас пересек комнату, пошел туда, где на стене висел телефон без наборного диска, и взял трубку:

– Да, алло.

– Бекчетов? – спросил незнакомый голос. Это был не Югира.

– Да. Кто это?

– Это Гейгер… Станислав… Мне только что сообщили, что в гаражах, куда отправилась ваша группа, произошел мощный взрыв. От целого квартала гаражей осталась одна огромная воронка…

Сон слетел мгновенно.

– Что с парнями? Югира, Спайкер, Полынер?

– Я… не думаю, что им удалось выжить, – ответил Гейгер. – Мы пока не нашли тел, и я не уверен, что найдем. Там сплошная мешанина: камни, железо… Это был очень мощный взрыв, Стас… Никто не смог бы выжить.

Трубка легла на рычаг. Почти бесшумно. Бетонная стена приблизилась к самым глазам, уперлась шершаво в лоб, поползла вверх. Потому что Стас начал опускаться на корточки, очень медленно, давясь от острых кусков воздуха, вырывающихся из легких спонтанно, вопреки дыханию, вопреки всему…

– Бекчетов… – Свайво подскочил, схватил Стаса за плечи. – Бекчетов, ты чего… Эй, солдат…

Да пошел ты со своим солдатом, со всей это херней, да пошел ты, хотел крикнуть Стас. Но не крикнул. Не успел.

Входная дверь распахнулась, завизжала петлями, ударила в стену. В проеме стоял белый как полотно Шенкель.

– С южного поста звонили! – заорал он диким, незнакомым голосом. – Там прорыв, там вся стая!!! Они прорвались в город, упыри в городе!!!

И в ту же секунду заработал, чеканя, телетайп, отрыгивая тревожную ленту крика о помощи, который испуганный насмерть радист отбивал из подземного бункера в двух десятках шагов от прорванной Стены Периферии. Радист выбивал заученные коды, а сам все оглядывался на дверь, из-за которой кто-то почти визжал уже: «У нас больше нет патронов! Нет людей! Нет патронов! Пришлите подкрепление, мрази, хоть что-нибудь! Нас тут рвут, блядь! Нас тут заживо!.. А нам нечем отстреливаться, у нас больше нет патронов! У нас больше нет патронов…»