Радио Хоспис

Черно-белая фотография из архива речной компании «Дубинин и сыновья» скрыла самую главную особенность Алисы Картрайт, которая проявилась в тот же миг, как она показалась в монохромной, сине-белой толпе фрахтовых работников «Черкеса». У дочери покойного была самая рыжая шевелюра из всех, какие Стасу приходилось встречать. Это был не распространенный тускло-рыжий цвет, а яркий и живой, солнечные лучи терялись в этой шевелюре без надежды на избавление. К тому же вопреки моде прическа Алисы Картрайт не была уложена гигантскими локонами вокруг головы, а спадала мягкими волнами на плечи, и набегающий с реки ветер то и дело заставлял их оживать языками пламени и метаться, метаться… Алиса привычными движениями пыталась укротить их, откидывая назад или зачесывая за уши, но те подчинялись лишь на секунды, а потом снова проявляли характер и взлетали костром. Матрос, дежуривший на причале у сходней, которого Стас предупредил заранее, остановил Алису и указал в сторону служебного выхода. Стас снял с головы шляпу и помахал ею, привлекая внимание женщины, поскольку сошедшие на берег работники и экипаж парохода уже заполонили площадку перед служебным выходом. Алиса о чем-то спросила у матроса, тот пожал плечами. Тогда она развернулась и пошла в сторону Стаса, и в походке ее было не меньше вызова, чем в огненном цвете волос. Стасу на миг подумалось, что казенные фотографии изначально созданы для того, чтоб скрывать правду об оригинале. К примеру, о ладной фигуре, с чуть более полноватыми относительно всей фигуры бедрами, которые тем не менее смотрелись весьма изящно, когда Алиса Картрайт решительно вышагивала через причал. Она была высока для женщины, да еще и на немаленьких каблуках, так что, когда Алиса подошла к Стасу, они оказались почти одного роста.

– Это вы детектив? – спросила она, глядя Стасу прямо в глаза, и голос ее был того низкого тембра, какой бывает лишь у женщин.

– Детектив Бекчетов, – кивнул Стас.

– Если вы насчет смерти моего приемного отца, – девушка пожала плечами, и в голосе ее не промелькнул даже намек на горечь, – то я уже ответила по телефону на все вопросы. Точнее, я ответила, что не смогу помочь, поскольку не видела его с тех пор, как умерла Бетти… – А вот теперь горечь проявилась. – Я имею в виду Бетти Уэльбек, мою приемную мать.

– Прежде всего позвольте высказать вам свое сочувствие по поводу утраты, – вспомнив краткие курсы, пройденные перед вступлением в должность детектива, проговорил Стас.

– Надеюсь, эти слова – просто формальность? – вскинула брови Алиса. – Я ведь сказала, что давно не виделась со Стивом Картрайтом. И если честно, не испытываю особенной надобности в чьем-либо сочувствии. Мы никогда не были особенно близки, а в последние дни жизни матери тем более.

– Мы могли бы поговорить где-то еще? – спросил Стас, несколько сбитый с толку ее напором.

– Прямо сейчас нет, – решительно отказала Алиса Картрайт, и на секунду Стас с неудовольствием вспомнил об ордере, лежащем в кармане рядом с казенной фотографией. – Мне нужно сдать документы в бухгалтерию. Но если вы на машине, то через полчаса сможете отвезти меня домой. Угощу вас кофе, заодно и поговорим.

– Я подгоню машину к главному входу вокзала. Белый «Студебеккер», номер девятьсот четыре АМ, – проговорил Стас.

– Постараюсь не задерживаться.

* * *