Радио Хоспис

Отец Карл – такое имя принял Йозек Данек, надев сутану. Стас открыл дверь, оставив лишь цепочку. Выглянул. В коридоре, опасливо вглядываясь в открывшуюся щель, стояла девушка лет двадцати пяти в черной одежде храмовой прислуги. Стас смутно помнил из рассказов Йозека о том, что при храме работало несколько семей, не монахи, именно прислуга.

– Одну секунду, – попросил Стас, чувствуя себя идиотом, стащил с вешалки осенний плащ и, надев на голое тело, запахнулся. Скинул цепочку и кивком предложил зайти.

– Нет, – сказала девушка, замотала испуганно головой. Что-то протянула. Лист бумаги.

– Зайдите, – настойчиво проговорил Стас, – я вас не съем. Я давно перестал питаться человечиной.

Глаза девушки распахнулись, и Стас понял, что с чувством юмора у бедняжки сейчас сильные недопоставки. Впрочем, ее можно было понять.

– Я пошутил, – вздохнул Стас. – Извините. Заходите уже.

Девушка помялась мгновение, но потом все же вошла. Прошла мимо Стаса в коридор, смотрела под ноги, даже не огляделась. Симпатичная. Щеки красные. Может, все-таки монашка? Нет, вряд ли, Стас заметил на губах едва заметные следы помады. Монашки не красятся. Хотя что мог Стас знать о монашках? Закрыл дверь, размышляя, как бы улизнуть одеться и стоит ли это делать. Потом запахнул плащ еще плотнее, завязал пояс. Вспомнился некстати извращенец, за которым как-то пришлось гнаться по улицам центральной части города. Тот – быстрый и ловкий сукин сын – бежал в плаще на голое тело и успевал периодически задирать полы, показывая преследователям филейную часть.

– А где сам Данек? – спросил Стас, разворачивая переданный лист бумаги. Записка, почерк Бруно.

– Кто?

– Отец Карл.

– Внизу, в машине. Он боится… Боится, что за нами могли следить.

– Хорошо. Подождите секунду.

Стас встал под тусклую лампу. Ее давно пора было поменять, и сами лампы есть, в коробке под турником, но все руки не доходили. Пробежал глазами текст.

«Болею, лежу. Простудился, когда ездил отдохнуть за город. Встретил людей, говорят, знают тебя, передали подарок. До вечера не приходи, заразишься. Б.». Вот так вот… Перечитал, потом еще раз. Начало, фраза про болезнь, а также предупреждение о возможности заражения – с этим все ясно. Бруно говорит, что после возвращения из Второго Периметра в город его арестовали и теперь сохраняется опасность того, что кто-то следит за ним, а значит, есть шанс подставить тех, кто решит его навестить. Мало того, слежку он заметил еще до возвращения в город («Простудился, когда ездил отдохнуть за город»). Этими нехитрыми шифрами они пользовались еще в мореходке.

Но что за «друзья», что за «подарок»?.. Или речь о Скальпе и Алисе? Тогда, возможно, «подарок» значит, что все прошло удачно. С другой стороны, зачем писать, что он их встретил, зачем писать «говорят, знают тебя»? Или не стоит себя накручивать и искать за словами подсмыслы?

Дьявол…

Стас включил свет на кухне, посмотрел на часы. Три пополуночи. Время, когда заумь Хлебникова понимается лучше, чем нормальная речь.

– Что мне передать отцу Карлу? – спросила девушка. Стас посмотрел на нее. Теперь она стояла так, что свет от кухонной лампы попадал ей на лицо. Совсем юное. И совсем перепуганное. Смотрит исподлобья, как будто удара ждет. Хочется по голове погладить.

– Передай… А человек, который принес эту записку, он еще придет?

– Не знаю. – Даже в ответах настороженность. Что же случилось в жизни этой девчонки (сколько ей – 20? 25?), перепугавшее ее однажды и навсегда заставившее прибиться к церкви? И почему тогда, с этой тенью за спиной, она все же не ушла в монашки, раз уж прячется за святым словом. Непонятная.

– Передай Карлу, что я обязательно зайду к нему и отблагодарю. Передай, что… Ладно. Ради такого дела передай, что я исповедаюсь. Да, так и скажи. Зайду исповедаться.

Каблуки простучали по ночному подъезду. Стас стоял и долго ждал, пока еле слышно где-то глубоко внизу, в колодце лестничного пролета, не хлопнула входная дверь. Закрыл свою, постоял, пытаясь сообразить, что теперь делать и нужно ли что-то делать именно сейчас. Перечитал записку.

Нет, не имело смысла пытаться что-то сделать именно сейчас, среди ночи, с плохо соображающей головой, после дикого дня. Пошел в комнату, лег и почти мгновенно провалился в переполненный суетными образами сон, похожий на осколки взорвавшейся рядом гранаты, которые чудом прошли мимо, не оставив на тебе даже царапины.

* * *