Радин

Человек был одет в брезентовый плащ и почти сливался с бетонной сваей моста, в руках у него была удочка, на голове плотно сидела твидовая кепка с козырьком. Радин подошел поближе, из-за спины Мендеша тихо зарычала собака, похожая на давно не мытую борзую. Немного поодаль сидел на ящике второй клошар, он слегка привстал и поклонился с достоинством. Мендеш взял протянутый сверток и поморщился:

– Копченая рыба? Лучше бы соловьиных языков в тесте взял.

– Там еще вино, – терпеливо сказал Радин.

В первую минуту человек показался ему старым, но яркие, близко поставленные глаза были глазами сорокалетнего мужчины. Если бы не пыльный загар, был бы вылитый каталонский доктор.

– Разве это вино. – Мендеш отвинтил пробку и стал пить, быстро вздрагивая горлом. Потом он поставил бутылку на парапет, порылся в кармане плаща и достал зеленую «Нокию».

– Гони сотню и забирай! Я его на днях зарядил, как будто знал, что ты объявишься. Твой друг оставил его в ящике с цветами, когда прыгнул в воду, а я тут все забираю, что плохо лежит. Такой на реке порядок.

– Что значит – прыгнул в воду? Когда?

– А то ты не знаешь. В прошлом августе, прямо на глазах у гостей.

– Каких гостей? – Радин машинально взял бутылку с парапета и отхлебнул. – Иван утонул в августе? Вы ничего не путаете?

– Не знаю никакого Ивана. А о смерти твоего художника писали все газеты. Целую осень трезвонили. Мы вот с ним, – он махнул рукой в сторону соседа, – на «Correio» по вечерам скидываемся.

– А, я понял. Вы хотите сказать, что были свидетелем смерти Алехандро Понти?

– Я сам его видел, вот как тебя сейчас, – важно сказал старик. – В сумерках это было, я как раз развел костерок и полез за консервами. Слышу, кто-то по гальке идет, хрустит, потом мелочь в котелке звякнула, я выбрался, чтобы спасибо сказать, а он уже прошел. Гляжу, по запасной лестнице лезет! Потом вижу, стоит там, наверху, обувку свою снимает. Ну, думаю, прыгать будет, я этих за версту чую, а вот уж и прыгнул.

– Тут течение такое, что груженую лодку в океан выносит, – вмешался второй мужик, незаметно приблизившись.

– По запасной лестнице? Это вон та, железная?

– Да, ей рабочие пользуются, электрики там всякие. Она на ветру ходуном ходит, тут уметь надо. Я потом тоже на мост поднялся, телефон увидел и прибрал. Думал, сразу хватятся, придут выкупать, но куда там. Ни одна сволочь носу не показала.

– Такой уж нынче народец, – подал голос сосед. – Как фейерверки пускать и ликеры хлестать, так друзей полный город.

Клошар кивнул ему на бутылку, тот осторожно взял ее обеими руками, отхлебнул и поставил на парапет.

– Вы видели, как он утонул? И не пробовали помочь?

– Всех не переловишь. – Мендеш окунул кусок рыбы в соус и отправил в рот. – Если кто-то решил увести лошадь с дождя, так я ему мешать не стану. В газетах писали, он нарочно гостей собрал, чтобы сразу со всеми попрощаться. Богатый был парень, а жизнь свою так и не полюбил.

– Вам следовало отдать телефон полиции.

– Я отдаю его тебе, раз уж ты готов заплатить. Еще пятнадцать за провод для зарядки. Ладно, за провод десять, он краденый. Еще тут брелок был со свистком, но я его выбросил, все равно не свистел.

– Сегодня купить не могу, наличных не хватит. – Радин развел руками. – Зайду к вам завтра вечером, сеньор Мендеш.

– Я такой же сеньор, как и ты. – Старик протянул ему бутыль, в которой плескались остатки хереса. – Завтра так завтра.

Радин допил вино, попрощался и пошел в сторону набережной. Надо наконец купить мокасины, подумал он, споткнувшись о корягу, еще полдня полицейской работы – и ботинки меня добьют. Новые надел, хотел понравиться работодателю, débil mental. Перебираясь с камня на камень, он вспомнил, что забыл задать еще один вопрос, и обернулся. Мендеш все так же стоял на берегу, роста он был невысокого, и плащ делал его похожим на железный кнехт, на котором кто-то оставил серую кепку. Где теперь та обувка, хотел спросить Радин, но решил, что сделает это завтра.

Иван

Мне было лет восемь, когда сосед по даче взял меня в лес по просьбе матери, к которой приехал любовник. В лесу не было ни ягод, ни грибов, сосед ходил туда наблюдать за птицами, он казался мне очень старым, старше всех, кого я знал. Мы увидели дрозда, и сосед сказал, что дрозд не просто трещит, а говорит филипп… петрович… пойдем… чай пить… а под конец раскатисто добавляет: с сахар-ром! Еще он сказал, что дрозды раньше были белыми, как снег, а потом научились пережидать внезапный мороз, сидя на чьей-нибудь печной трубе. Почернели от сажи и потеряли красоту. Зато уцелели, сказал я важно, и он кивнул.