Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды

Когда мы испытываем любовь к кому-нибудь, мы желаем им счастья и благополучия. Это пожелание воплощено в том, что известно как практика любящей доброты. Традиционно мы начинаем эту медитацию, размышляя о собственной чистоте, и произносим простую фразу, выражающую наше неравнодушие: «Пусть я буду счастлив. Пусть я буду умиротворен. Пусть я буду наполнен любящей добротой». Это стандартные фразы, используемые в тексте практики, но любая молитва о благополучии, которая входит в резонанс с нашим сердцем, будет выражением любящей доброты. Как расширяющиеся круги сочувствия, любящая доброта начинается с нас самих и потом уже включает других: тех, кого мы любим, тех, к кому относимся нейтрально, тех, к кому нам иногда трудно испытывать доброжелательность и, наконец, всех существ.

Когда мы посылаем любящую доброту любимым людям, мы начинаем с тех, в ком нам проще всего увидеть изначальную чистоту. Если наше сердце наполняется нежностью, когда мы думаем о своем ребенке или бабушке, тогда стоит начать с них. Можно вспомнить, почему этот человек так дорог нам и произнести слова заботы о нем. Когда мы говорим: «Пусть ты будешь счастлив» и чувствуем всем сердцем значение этой молитвы, мы представляем, как эти люди становятся ярче и светятся от счастья. Когда мы делаем так, наше чувство теплоты по отношению к ним становится еще сильнее, и мы еще больше начинаем ценить этих людей.

Для того чтобы расширить круги любящей доброты и включить в нее тех, кто создает нам препятствия, требуется мужество духовного воина. Мы ищем ценные качества даже в тех, кто вызывает у нас гнев или неприязнь. Когда я испытываю к кому-то неприязнь, я представляю этого человека в теплых объятиях того, кто любит его, – мне это помогает. Я также могу представить, как они искренне молятся или радуются первому снегу. Когда мы представляем кого-нибудь таким образом, мы ничего не придумываем и не отказываемся от своих чувств или восприятия. Скорее мы пытаемся проникнуть за пределы наших привычных суждений, чтобы увидеть красоту, которая действительно существует. Далай-лама говорит: «Все хотят быть счастливыми. Никто не хочет страдать». Даже если нам сложно найти что-то хорошее в тех, кто далек от нас, мы можем вспомнить, что они, как и мы, хотят быть счастливыми и не хотят страдать. И хотя нам может быть очень сложно посылать любящую доброту тем, с кем сложно общаться, делая так, мы увеличиваем способность наших сердец к безусловной любви.

Мэтт нежно любил свою мать, но ее неуверенность и эмоциональная зависимость иногда «вызывали у него нервную дрожь». Она полагалась на него всю его сознательную жизнь, ей все время были нужны его заверения, что она хорошая, что она принимает правильные решения, что она права. Мэтт переехал в другую часть страны отчасти для того, чтобы быть подальше от матери. Он регулярно навещал ее и всегда появлялся, когда было нужно. Но он часто замечал: когда они вместе, он отталкивает ее, высвобождается из слишком крепкого объятия, не рассказывает о своей личной жизни. Иногда одна мысль о ее поступках вызывала у него циничную усмешку и чувство обиды. Его склонность не доверять другим и сдерживать теплые чувства наиболее полно проявлялась во время общения с матерью. Я знала Мэтта много лет, и много раз он говорил о том, что испытывает чувство вины за свою реакцию, но просто не знает, как соприкоснуться со своим чувством любви.

Однажды Мэтт позвонил мне, и я сразу поняла: что-то случилось. Злой и раздраженный, он сказал, что только вернулся из еще одной поездки через всю страну. Он ездил навестить мать, которая якобы умирала. Это была уже шестая такая поездка за последние три года. Он был вынужден бросать все свои дела и лететь к ее смертному одру. Каждый раз она вопреки всему поправлялась. Она умоляла его остаться, говорила, как боится умереть, боится, что не попадет в рай. Он делал все что мог, чтобы утешить ее, но сказал мне: «Честно, Тара, я чувствую, как она затягивает меня в черную дыру. Иногда я жалею, что она еще не умерла».

Мэтт медитировал уже пару лет, и хотя мы никогда не обсуждали его практику, я знала, что он будет открыт моему предложению: «Мэтт, пожалуй, лучшее, что ты можешь сделать, – это практиковать любящую доброту по отношению к своей матери и к себе». Он сказал, что несколько месяцев назад уже пытался это делать, но его практика была нерегулярной и не до конца искренней. «Это непросто, – сказал он, – но я попробую снова. Это не очень приятно – закрываться от того, кого любишь».

Мы не можем заставить себя простить. Прощение – это результат не усилия, а открытости.